Охранники поставили его на колени, а медные кольца в их рукавицах заставили его ухмылку слегка померкнуть. Я зашел в клетку, чтобы встать над человеком, который лишил меня жизни, над человеком, который все это начал. Я чуть не попросил у них рукавицу, чтобы мощным ударом окончательно стереть эту усмешку с его лица.

Сестры встали у меня за спиной и принялись объяснять мне, что к чему.

– Он прибыл к нам вместе с призраками, которых мы забрали у Темсы.

– Очевидно, его купил тор Баск. Наш общий друг захватил его, когда вторгся в башню тора.

– Это я помню, – вставил я.

– Когда мы попытались поделиться с ним нашей мудростью и обычаями, он стал агрессивным и начал бродить по улицам, разыскивая некоего Келтро Базальта.

– Мы приказали посадить его сюда – на всякий случай.

– И теперь ты можешь свершить над ним правосудие. Это право ты заслужил.

Что-то коснулось моего локтя. Опустив взгляд, я увидел в руке Лирии маленький арбалет; она протянула его мне прикладом вперед. Арбалет уже был взведен, и на его тетиве лежала стрела с медным наконечником. Второй рукой Лирия держала половину монеты. Точнее, половину монеты Кеча.

Я посмотрел ей в глаза, и ее голос зазвучал тверже.

– Наказание может быть справедливым, даже если его вынесли за рамками закона или кодекса.

Яридин подошла ближе.

– Некоторые наказания являются вполне заслуженными.

Арбалет завис в воздухе. Я увидел, что Кеч пытается поймать мой взгляд. Лицо его помрачнело; он занервничал.

– Так нечестно! – заныл он. – Это хладнокровное убийство!

– Ни в одном из нас нет крови. И кто в этом виноват? – спросил я, забирая арбалет у Лирии. Пока что я направил его в пол, пытаясь не слушать убедительные доводы сестер. Они прекратили давить на меня и молча отступили, проявляя уважение. Но семена они посеяли. Я тоже занервничал.

«Я – не убийца, – напомнил я себе. – По крайней мере, намеренно я не убиваю». Эта последняя черта, которая отделяет меня нынешнего от меня прежнего. Она и при жизни была тонкой, но все-таки благодаря ей я оставался вором, а не убийцей. Вот почему смерть сына того графа так сильно меня ранила и заставила покинуть свой дом.

Я цеплялся за это различие при жизни и продолжал цепляться за него сейчас, несмотря на то, что уже почему-то целился в живот Кеча. Моя темная сторона – то, что таится в каждом из нас – умоляла, чтобы я спустил курок. Кеч отнял у меня все, из-за него я оказался на проклятом пути, который привел меня сюда. Этот человек заслужил не просто медную стрелу и забвение, но что-то гораздо более страшное. Я хотел, чтобы он страдал.

– Проси прощения, – приказал я ему. Это было больше всего похоже на месть, и, кроме того, так я мог заглушить в своей голове вопли «Давай! Сделай это!» – Проси прощения, и тогда я, возможно, пощажу тебя.

– За что? За то, что я делал свою работу? Это ты же пнул меня, ты сопротивлялся. Из-за тебя меня зарезали!

– Я сопротивлялся?! – воскликнул я, прижимая арбалет к его лбу. Лоб Кеча был мягким, желеобразным, и меня разочаровало то, что я не услышал шипение меди. – Проси прощения за то, что отнял у меня жизнь.

Я хотел, чтобы он сломался. Я хотел увидеть, как он потеет от страха. Я хотел знать, что он – трус. Но на его лице снова появилась ухмылка, и из-за нее на труса стал похож я.

Зарычав, я отступил.

– Нет, – сказал я и, всучив арбалет Лирии, быстро направился к выходу.

Чуть позже сестры присоединились ко мне. Они терпеливо ждали, когда я заговорю, и в конце концов я заговорил, хотя сначала долго дулся и разглядывал каменные стены и мраморную пещеру подо мной.

– Пусть лучше гниет в облике полужизни, чем получит в дар тишину и покой небытия.

– Келтро, по-твоему, это полужизнь?

Я рассмеялся ей в лицо.

– А по-твоему – нет? Мы застряли; с одной стороны, мы мечтаем вернуть себе тела; с другой стороны, нас поджидает пародия на загробный мир – наполненная воплями приемная размером с пещеру. Я знаю, что вы, как и я, были там. В водовороте я даже слышал крики умерших. Даже не думайте мне врать.

Лирия опустила голову.

– Большинство теней никогда не видели это место, но мы про него знаем – знаем и то, что за много лет оно стало хуже. Это – полужизнь; ожидание рая, который боги обещали, но так и не дали нам. Вот это, – она показала мне свои руки и сжала кулаки, – вот это гораздо больше, чем плоть. Но ты почему-то так легко об этом забыл. Идем. Мы еще не все тебе показали.

Я недоверчиво фыркнул, а они непреклонно повели меня вперед. На этот раз мы спускались на нижние этажи, словно штопор в пробку. Мы миновали рынок; увидев разноцветные столы и дымящиеся горшки, я снова пожалел о том, что лишился обоняния. Затем наш путь протянулся между арками и огромными залами, которые были наполнены сторонниками Сеша. Они молча стояли между алтарями, на которых возвышались гипсовые статуи какого-то бога. Я предположил, что это Сеш, хотя каждая статуя отличалась от предыдущей. Некоторые были в виде волка с вытянутой мордой и завивающимся раздвоенным хвостом. Другие были простыми – сжатый кулак или колонна с группами открытых глаз.