Плоская поверхность камня была испещрена прямыми и кривыми линиями.

– Это карта с обозначением континентов, – догадалась склонившаяся над камнем Эмбер. – Тут несколько интересных рисунков. А вот тут, посреди Атлантического океана, звезда.

– Ты должна сопоставить свои родинки с этим рисунком, – ответил Мэтт, делая всем остальным знак вернуться к лестнице.

Эмбер кивнула:

– У меня они по всему телу…

– Мы на время оставим тебя.

– Но… моя кожа должна как-то совпасть с картой. В одиночку я не смогу рассмотреть все…

– Тогда я останусь и помогу тебе.

Эмбер и Мэтт взглянули друг другу в глаза.

– Помогу, только если ты захочешь, – сказал он.

Вместо ответа девушка взяла Мэтта за руку и повела его к Камню завета.

– Помоги мне разгадать его тайны, – попросила она.

– Пропорции не совсем верные, – рассматривая камень, заметил Мэтт. – Видишь, тут очень маленькое пространство между Европой и Америкой, в нем помещается только эта большая звезда.

– То же самое с другими океанами. Континенты расположены ближе друг к другу, чем должны.

– Думаю, если ты ляжешь на него, твое тело закроет рисунок на камне.

– Мне нужна точка отсчета, чтобы точно определить, куда именно ложиться. Иначе результат окажется неточным.

– Звезда в центре появилась не случайно. Если ты ляжешь так, чтобы над ней оказался твой пупок… Твое тело совпадет с большей частью изображения на камне.

Эмбер кивнула:

– Пуповина – символ жизни, нить, соединяющая мать с ее детьми. Землю с нами.

Вздохнув, она отступила на шаг.

– Я сделаю это, – срывающимся голосом сказала она. – И мне нужно, чтобы ты стал моими глазами.

Эмбер отошла в темноту и полностью разделась. В башне было холодно, ее бил озноб. Факел давал свет, но не согревал.

Ощущая, как пересохло в горле и как учащенно пульсирует тело, девушка повернулась лицом к Камню завета и к Мэтту.

К ее удивлению, он тоже разделся. И теперь, обнаженный, стоял по другую сторону куска застывшей лавы.

– Нет причины стесняться, – тихо произнес он, – я буду с тобой до конца.

Эмбер посмотрела ему в глаза. Оба смущались; неожиданно осознав это, девушка перестала испытывать неудобство и опустила руки, которыми прикрывала грудь.

– По-моему, я… готова.

Она забралась на ледяной камень. От его холода ее снова бросило в дрожь. Мэтт помог ей лечь на спину – так, чтобы пупок Эмбер оказался чуть выше звезды.

Прикосновение рук Мэтта к коже рождало приятные ощущения. Эмбер почувствовала, как по ее телу разливается приятное тепло.

– Голова лежит в нужную сторону? – спросила она.

Мэтт внимательно осмотрел Эмбер и камень. Он постарался сосредоточиться на предстоящем деле и как можно реже прикасаться к коже Эмбер.

– Да, если бы ты легла по-другому, твои плечи выступали бы за края. Значит, так правильно.

– Теперь тебе придется осмотреть мои родинки. Я… прости, Мэтт… но я не могу сама, лежа, делать это и сравнивать их с картой на камне.

– Я этим займусь. Не шевелись.

Опершись коленом на стол, Мэтт склонился над девушкой, внимательно разглядывая ее тело.

Увидев ее полностью обнаженной, он почувствовал, как колотится сердце. Юношу переполняли эмоции – он волновался, но при этом ему хотелось помочь. Он взглянул на пупок Эмбер. Усеянная образовавшими неповторимый узор веснушками и родинками белая кожа. Ведомый этими странными коричневыми и черными точками, он блуждал взглядом по ее телу, пока не добрался до грудей. Они были совершенными – круглыми, манящими. Гипнотическая красота розовых ареол.

Мэтт сглотнул и продолжил свое путешествие по коже Эмбер. На плечах оказалось меньше родинок, поэтому он опять опустился к пупку и остановился там, чувствуя, как у него вновь перехватило дыхание. Мэтт не посмел взглянуть ниже.

Рука Эмбер обхватила его пальцы.

Он принял этот жест как поощрение и, стараясь не глядеть на заставивший его изрядно поволноваться легкий пушок, подробно описал Эмбер все, что видел на ее бедрах. Затем опустился ниже, осмотрел колени, потом икры.

Прошлой зимой он бы отдал все, что у него было, хотя бы за один подобный миг с такой красивой девушкой. Но сейчас желание отступило: уважение, которое Мэтт испытывал к Эмбер, вытеснило любопытство и сексуальный порыв.

– Ну что? – спросила она.

Чтобы избавиться от смущения, Мэтт сделал глубокий вдох.

– У тебя родинок меньше, чем веснушек, – признался он. – И, по правде говоря, я ничего особенного в них не вижу.

– Но должно же что-то быть.

И тут Мэтт вдруг сообразил, что где-то уже видел такие узоры. Он слез с камня и остановился перед пергаментом в рамке.

– Это и есть Великий план, – догадался он. – Мальронс приснился этот рисунок, а затем она проснулась тут, на камне. И, поняв, насколько он важен, сразу запечатлела рисунок на пергаменте. Точно такой же рисунок – на тебе.