— Ты опять на эту лаешь? — лениво протянул хозяин, поворачиваясь к своей собаке.

Он замер.

Его челюсть отвисла. Потому что он увидел, как его верный непобедимый пёс-убийца, его гордость, вдруг тонко и жалобно заскулил, как побитый щенок. Шерсть на загривке встала дыбом, глаза вылезли из орбит, а из пасти потекла струйка слюны…

В его примитивном мозгу, заточенном на агрессию, вдруг возник образ. Нечто огромное, древнее и непостижимое. То, что стояло у истоков самой жизни. То, что могло одним взглядом превратить его в лужу слизи, а потом из этой слизи собрать что-то новое, ещё более жуткое. Его животный инстинкт забился в истерике, требуя одного — БЕЖАТЬ! Бежать отсюда, как можно дальше, от этого источника первобытного ужаса.

Пёс взвизгнул так, будто его резали. А затем просто рванул с места с такой силой, что толстая цепь едва не оторвала его хозяину руку. Мужик заорал, его выдернуло из-за стола, как пробку из бутылки.

— А-а-а! Стой, дурак! — заорал он, пытаясь удержаться на ногах.

Но пёс, обезумев от ужаса, не разбирая дороги, понёсся прочь. Прямо на огромное витражное окно, занимавшее всю стену.

Толстяк скользил на заднице по натёртому паркету, сшибая стулья и переворачивая столики. Официанты и посетители с криками бросались в стороны.

С оглушительным звоном стекло разлетелось на тысячи осколков. Химера, пробив дыру в окне, вылетела на улицу, утаскивая за собой своего орущего хозяина.

Я подошёл к разбитому окну и выглянул. Внизу раскинулась большая площадь. По ней, поднимая фонтаны брызг из луж, неслась обезумевшая химера. А за ней, как на водных лыжах, скользил по мокрому асфальту жирный мужик и орал отборным матом на весь город.

Я проводил их взглядом, пока они не скрылись за поворотом.

— Ну, бывает, — сказал я, поворачиваясь к застывшей в шоке Валерии. — Пойдём? Кажется, ужин окончен.

Мы вышли из ресторана на прохладный ночной воздух. Мелкий дождь, который моросил весь вечер, наконец-то прекратился, оставив после себя блестящий от влаги асфальт.

— Ну и вечерок, — вздохнула Валерия, плотнее запахивая пальто. — Пожалуй, вызову такси.

— Да брось, — отмахнулся я. — Прогуляемся. Тут недалеко, заодно и проветримся.

Она с сомнением посмотрела на меня, потом на тёмную улицу.

— Какой дорогой пойдём? Можно через центральную аллею, там освещение и патрули. А можно срезать через дворы.

— Давай через дворы, — тут же предложил я. — Эта же быстрее, по идее.

— Быстрее, но это опасно, — она нервно передернула плечами. — Там шпана всякая собирается.

— Не переживай, — я ободряюще улыбнулся. — Со мной не пропадёшь. Заодно и воздухом подышим.

Мы свернули в узкий проулок между домами. Здесь было темно и тихо. Только наши шаги гулко отдавались от стен, да где-то устраивали разборки коты. Валерия инстинктивно прижалась ко мне поближе.

И тут из ближайшей подворотни вышли несколько фигур.

Сначала двое спереди, перегородив нам путь. Потом ещё четверо — сзади и по бокам. Шестеро. Совсем сопляки, лет по шестнадцать, не больше. Худые, в дешёвых спортивных костюмах, с наглыми, но в то же время неуверенными взглядами.

Но настоящую угрозу представляли не они.

Рядом с тремя из них на туго натянутых поводках рычали собаки. Крупные и мускулистые, похожие на помесь бойцовской породы с чем-то диким и злобным. Из оскаленных пастей капала пена.

— О, смотрите, какая парочка гуляет… — протянул один из парней, тот, что был, видимо, за главного. — Не заблудились, голубки?

Валерия вцепилась в мой локоть мёртвой хваткой. Я чувствовал, как она дрожит.

— Мы, конечно, извиняемся, — продолжил главарь, поигрывая поводком, отчего его пёс зарычал ещё яростнее. — Но не хотите ли с нами деньгами поделиться? А то смотрите, какие у нас собаки злые. Они на этой неделе уже троих загрызли, но всё ещё голодные. Если не покормим, то ручки у нас слабые, можем и не удержать.

Его дружки захихикали.

— Тридцать рублей будет достаточно? — спокойно спросил я.

Валерия удивлённо посмотрела на меня.

— Вик, ты что, серьёзно?

Подростки тоже на мгновение замешкались. Мой вопрос явно выбивался из их сценария.

— В смысле? — наконец выдавил из себя главарь.

— Вот, — я полез в карман. — Даю тридцатку. И вы нас пропускаете.

Я протянул ему несколько мятых купюр. Тот с недоверием посмотрел на деньги, потом на меня.

— Но нам бы всё забрать, — усмехнулся он, пытаясь вернуть себе инициативу.

— Даю тридцатку. И мы проходим. Вопросы и предложения не принимаются, — мой голос стал жёстче.