Шрифт:
Он не хотел же… Передумал… Боже…
— Что ты делаешь с моей девочкой, брат? — раздается холодный голос от дверей, и меня замораживает от неожиданности.
И жуткого, ледяного тона вопроса.
26. Дана. Между двумя хищниками
Удивительно, что леденею только я.
А Черный, наоборот, приподнимает меня от столешницы, звонко чмокает в шею и усмехается довольно:
— То, что ей нравится.
А-а-а… Мое невероятное изумление настолько огромно, что даже не получается хоть как-то реагировать на происходящее.
Смотрю на Серого, молча изучающего возмутительную с любой точки зрения картину. Он стоит на пороге гостиной, по-прежнему полуголый, руки засунуты в карманы спортивок. И от этого мышцы на груди и плечах такие рельефные, напряженные. Волосы взлохмачены, в стеклах очков отражается тусклая подсветка кухни. И взгляд за очками опять нечитаемый и от того — страшный. Непонятно, что сделает сейчас этот напряженный хищник.
Прыгнет?
Отступит?
Что?
Мне дико страшно, словно я виновата в ситуации. Словно я спровоцировала Черного, заставила его предать брата…
И сказать-то ничего не могу! Что я скажу? Он сам? Я ни при чем? Боже…
Страшно, страшно, страшно!
Взгляд Серого, скользящий по мне, моему испуганному лицу, моему раскрытому в немом протесте рту, страшен.
И только Черному, похоже, вообще плевать!
Он тянет меня от столешницы и рывком усаживает на барную стойку. Спиной к Серому.
Хватаюсь непроизвольно за его широченные плечи, понимая, что теперь наши лица на одном уровне!
Черный скалится, резко распахивает на мне халат, и без того держащийся на поясе и честном слове, и укладывает спиной на стойку.
С тихим вскриком подчиняюсь.
Голова моя свешивается чуть-чуть, волосы стекают к полу.
В перевернутом мире вижу, как Серый безмолвно наблюдает за тем, что его брат делает со мной.
И лицо его все такое же холодное.
Только ноздри чуть-чуть раздуваются, выдавая, что не так уж равнодушен Серый к наблюдаемой картинке.
Черный широким вольным движением проходится по моей обнаженной груди, целяя острые пики сосков, и я непроизвольно выгибаюсь.
— Ого… — комментирует Черный, — неплохо все… Да, братишка?
— Думаешь, ей нравится? — задумчиво спрашивает Серый. И глаза за стеклами очков кажутся блестящими.
— Уверен, — коротко отвечает Черный, — глянь.
Чувствую, как толстые жесткие пальцы проходятся по промежности, вскрикиваю.
— Боже! Нет!
— М-м-м… — Черный, нисколько не заботясь о том, что я пытаюсь свести ноги и вообще привстать, мягко и ритмично трогает меня внизу, а затем облизывает пальцы, — вкусно, да… Ты прав, брат. И тут тоже вкусно…
— Я знаю, — следует холодный ответ.
Серый по-прежнему не двигается, изучает картину. Эстет чертов! Я же умру сейчас от ужаса и стыда!
— Пожалуйста… — я не знаю, о чем прошу, не верю, что это имеет смысл. Они явно играют. И игры их — извращенные. А я… Боже, на что я подписалась? — Пожалуйста… — вырывается бессмысленным тихим стоном.
В перевернутом, покореженном, расплывающемся на текучие фрагметы мире Серый мягко наклоняет голову набок, рассматривая меня с интересом зоолога. Сцена из жизни животных…
— Она просит, Серый. — По-своему интерпретирует мои стоны Черный, — слышишь?
— Слышу, брат…
— Дашь поиграть? — Черный все гладит и гладит меня по груди, животу, ниже и ниже, постоянно заходя и трогая натертые половые губы. И то, что еще ниже. Меня словно волнами сносит, животной грубой похотью. Безумием, невероятно остро транслируемым этими двумя хищниками, в чьих лапах я оказалась.
— М-м-м… — задумчиво тянет Серый, — только если ей в кайф…
— Ну… — Черный тянет меня по столешнице чуть ближе к себе, сжимает за шею, проходится большим пальцем по полураскрытым губам, заглядывает в безумные глаза, — ей определенно в кайф… Хороший выбор, да, брат?
— Да… — снова тянет Серый, — ты умеешь выбирать… Дана, хочешь ему пососать?
— А-а-ах… — я не могу ничего ответить, настолько происходящее за пределами моего понимания. Этот перевернутый мир сошел с ума. И я сошла в нем тоже.
— А мне? — снова задает вопрос Серый таким тоном, словно собеседование проводит, ей-богу!
— О-о-о…
Серый подходит ближе, становится прямо надо мной, с другой стороны стола, задумчиво ведет костяшками пальцев по моей щеке, спускается на шею… Взгляд его по-прежнему нераспознаваемый за очками, но губы сжаты сильнее, чем обычно. И мышцы на груди и плечах напряженные, выпуклые. Словно сдерживается, чтобы… Что? Накинуться? Разорвать меня на части, как зверь, почуявший вкус крови?