Я знал, что в дружине он занимал должность десятника. Вроде бы не самый высокий ранг, но и не последний. Судя по воспоминаниям Митьки, Григорий был хорошим воином, по крайней мере так о нём отзывались в поселении.

— Отец, — решился я. — а можно спросить?

Он поднял голову, удивленно глядя на меня. Митька редко с ним разговаривал.

— Спрашивай.

— Этот боярин… Ратибор. За что его сослали сюда?

Григорий нахмурился.

— Не твое дело. Хотя, раз спросил… — Он вытер рот рукавом. — Боярин Ратибор Годинович служил при дворе великого князя. Был воеводой, командовал сотнями. Но поссорился с кем-то из знатных, и его отправили сюда, укреплять восточные рубежи. Формально это служба, но по сути — ссылка.

— И нас с собой прихватил?

— Не только нас. Все его люди: дружинники, слуги, ремесленники. Мы переехали сюда два года назад. Этой крепости уже много лет. И нам пришлось много сил потратить, чтобы привести её в порядок. Боярин Ратибор Годинович, потратил очень много денег, на её восстановление.

— А прежний боярин? Он что за ней не следил?

— Следил. Но… — сделал паузу Григорий словно вспоминая. — В год, когда матери твоей не стало, погиб он. В засаду попал, до сих пор неизвестно кто её устроил. Но не суть. В общем по мужской линии его род пресёкся. А женщины уехали в Москву к родне. Когда прибыли в крепость, тут оставалось всего полтора десятка дружинников. Все они пошли под руку Ратибора. — тяжело вздохнув он, продолжая. — Но татары… Они нападают постоянно. То разведка, то набег. В прошлом году Ивашка… твой брат… погиб.

Я кивнул. В памяти Митьки была размытая картинка: старший брат — высокий, сильный, смеющийся. А потом, его тело, привезенное на телеге, со стрелой в груди.

— Ладно, давай спать, — бросил Григорий. — Завтра снова на тренировку. И не вздумай проспать, как сегодня. Снова без завтрака останешься. — После паузы добавил. — Тебя Дядька Артём кормил?

— Да.

Он кивнул. И лёг на свою лавку у печи, укрылся кожухом и через минуту уже храпел.

Так и закончился мой второй день…

Следующие недели пронеслись очень быстро и слились в однообразную рутину. Подъем до рассвета. Тренировка с Григорием. Удары деревянным мечом, стойки, уклоны. Потом кузня: мехи, уголь, вода, снова мехи. Вечером снова тренировка, но здесь уже я старался делать растяжку, отжимался, качал пресс. За мной никто не следил, но спуска я себе не давал.

Постепенно тело Митьки, медленно… очень медленно привыкало к нагрузке. Руки покрылись мозолями, мышцы… их толком ещё было не видать. Но, лиха беда начало — деревянный меч уже не казался таким тяжелым. Я чувствовал, что это тело становится сильнее.

Артем оказался неплохим учителем. Он не был болтлив, но, когда объяснял, делал это доходчиво.

— Смотри, — говорил он, держа раскаленный кусок железа. — Металл живой. Если перегреешь — сгорит и станет хрупким. Если не догреешь, не прокуешь — останется мягким. Нужно чувствовать. Вот тут — видишь цвет? Ярко-оранжевый, — удар молотом. — видишь самое то!

Он бил, и я смотрел запоминая малоизвестную мне науку.

Однажды вечером, когда мы закончили работу, Артем сел на скамью и достал кожаный бурдюк с квасом. Отпил, протянул мне.

— На, пей.

Я сделал глоток. По мне так кислый, но освежал неплохо.

— Слушай, Митька, — сказал Артем, глядя на угасающие угли. — Изменился ты за последнее время.

Я напрягся.

— С чего ты взял?

— Не знаю. Раньше ты был тише воды, ниже травы. А теперь… — Он посмотрел на меня. — Теперь другой. Работаешь нормально, не ленишься, не ноешь. Неужто повзрослел наконец-то?

«Вот те раз. Григорий, родной отец, не заметил, а тут простой кузнец, у которого я и трех недель не работаю».

Я промолчал. Не знал, что ответить.

Артем усмехнулся и снова отпил из бурдюка.

— Ладно, не мое дело. Главное — работаешь хорошо. Продолжай в том же духе.

На этом разговор был окончен. И я пошёл домой. Открыв дверь, я почувствовал запах еды. Григорий готовил ужин. Увидев меня, он кивнул, приглашая к столу.

— Дядька Артем доволен тобой.

— Правда? — решил я поддержать разговор.

— Ага. Говорит, что руки у тебя растут, откуда надо. Редкость для таких, как ты.

Я не знал обижаться ли на это замечание или радоваться. Тем вечером мы так и не проронили друг с другом ни слова.

Прошло еще две недели. Я продолжал работать в кузне, тренироваться с мечом, который теперь держал уверенней. Даже Григорий пару раз кивнул одобрительно.

Однажды утром, когда я раздувал мехи, в кузню зашел человек. Высокий мужчина лет тридцати пяти. Он был облачён в добротную кольчугу, поверх тёмного кожаного кафтана. От скулы вниз тянулся тонкий шрам, скрывающийся под воротом одежды. Его глаза были жёсткими, — такие обычно были в фильмах у опытных разведчиков или шпионов.