Иначе жизнь вообще грустная была бы.

— «Ладно, теперь что у меня есть.» И первое что напрашивалось, это знания и простой житейский опыт. Что у меня есть? Я закончил медицинский колледж, служил в десанте, работал токарем и слесарем, учился на кризисного менеджера. У меня в голове было столько информации, которая здесь может оказаться бесценной! — Но для начала нужно просто выжить. И для этого придётся учиться драться. Меч, нож, может быть, лук. И первое время не высовываться. Понять, как тут все устроено.'

Где-то вдалеке завыл волк.

— «Сука, — от испуга дёрнулся. — Ну почему я не попал в тело князя или боярина? За что такая несправедливость?»

Проснулся я от окрика Григория.

— Вставай. Рассвет скоро.

Я открыл глаза. В избе было темно, только через щели в стенах пробивался слабый свет. Холод забрался под одежду, и я весь трясся.

— Вставай, говорю! — повторил Григорий уже громче.

Я с трудом поднялся. Тело затекло, спина ныла. Григорий стоял у двери, уже одетый в кольчугу, поверх кожаного кафтана, с саблей на поясе.

— Умойся и выходи. Ждать не буду.

Он вышел, хлопнув дверью. Я потер лицо руками, пытаясь проснуться. Воспоминания вчерашнего дня нахлынули разом, и на мгновение я замер, не веря.

— «Всё-таки это был не сон. Я все еще Митька. Или Дмитрий. Черт, даже не знаю, как себя правильно называть».

Я подошел к горшку с водой, зачерпнул деревянным ковшом и плеснул себе в лицо. Ледяная вода обожгла кожу, но хоть немного прогнала сонливость. После чего надел неудобные лапти и вышел на улицу.

Григорий ждал меня у колодца, разминая плечи.

— Пошли, — бросил он, даже не глянув в мою сторону.

Мы очень быстро оказались у крепостной стены. Огромные деревянные брёвна плотно были наложены друг на друга. И вчера глаз меня не обманул. В высоту они были не меньше пяти метров.

Пока я крутил головой, старясь увидеть как можно больше, поселение медленно просыпалось. Где-то мычала корова, скрипела дверь, кто-то уже колол дрова. Мы прошли через ворота и вышли на открытое пространство — неровный, вытоптанный пятачок земли у восточной стены.

Плац, как я понял.

Там уже было несколько человек. Мужики в кольчугах и кожаных кафтанах, с мечами и копьями. Дружинники. Они переговаривались, смеялись, кто-то разминал кисти, крутя саблей восьмёрки.

— Григорий! — окликнул один из них, широкоплечий детина с рыжими волосами. — Это кто с тобой? Сынок?

— Ага, — коротко ответил Григорий. — Митька. Пора и ему постигать отцовское дело.

Рыжий окинул меня оценивающим взглядом и усмехнулся.

— Поздновато ты решил его к делу пристраивать. Да, и худоват больно. Гляди ветром сдует.

Остальные засмеялись. Я промолчал. Характер было ещё рано показывать.

Григорий отвёл меня в сторонку.

— Смотри внимательно, что мы будем делать. — после чего отошел к другим дружинникам, и вскоре они начали тренироваться. Сабли лязгали о деревянные щиты, дружинники двигались быстро. Сначала сражались в составе групп, потом перешли на поединки один на один. Я же просто смотрел на это с широко раскрытыми глазами.

Через какое-то время ко мне подошёл Григорий. В руке он держал деревянную саблю, правда я видел перед собой грубо обтесанную палку, по форме лишь отдалённо напоминающую настоящее оружие.

— На, — он протянул мне «клинок». — Держи.

Я взял. И про себя подумал, что деревяшка тяжёлая… Очень тяжелая для рук тринадцатилетнего пацана. Я с трудом удерживал его двумя руками.

— Слабый, — констатировал Григорий. — Ну, ничего, окрепнешь. Куда, опустил? Держи крепче!

После чего он поднял свою деревянную саблю и встал напротив.

— Смотри. Стойка должна быть вот такой. Ноги на ширине плеч, чуть согнуты. Вес равномерно распределен. Клинок держишь двумя руками, вот так. — Он показал. — Понял?

— Понял, — выдавил я.

— Повторяй.

Я попытался скопировать его позу. Григорий обошел меня, поправил положение рук, слегка подопнул ногу, чтобы я шире расставил ноги.

— Вот так. Теперь удар. Сверху вниз, всем телом. Не только руками. Понял?

— Да.

— Бей.

Я замахнулся и ударил. Меч ушел вбок, едва не выскользнув из рук. Григорий покачал головой.

— Еще раз.

Я повторил. Снова мимо.

— Еще.

И снова.

— ЕЩЕ!

Я бил, пока руки не затряслись от усталости. Григорий стоял рядом, безжалостно указывая на ошибки.