— Илья! — он подбежал ко мне, едва переводя дух. — Я тут подумал… пока в ординаторской сидел, все анализы пересматривал… Может, мы что-то в анамнезе упустили? Когда опрашивали Обухова в первый раз?

Слово «анамнез» ударило как разряд дефибриллятора. Я резко выпрямился. Взгляд, до этого расфокусированный, мгновенно стал острым. В мозгу что-то щелкнуло, и вся картина пересобралась заново.

Анамнез. Черт. Системная ошибка.

Я был настолько поглощен данными лаборатории, показателями УЗИ, красивой и редкой клеточной картиной, что нарушил главный диагностический протокол. Я смотрел на болезнь, а не на пациента.

«Хорошо собранный анамнез — это восемьдесят процентов диагноза».

Аксиома. Базовый принцип, который я проигнорировал. Непростительно.

Я резко развернулся к Фролову. Вся апатия, владевшая мной секунду назад, испарилась. Ее сменила холодная энергия.

— Ты прав! — мой голос был быстрым и четким. — Абсолютно прав! Мы копали не там! Мы искали причину болезни в его печени, а нужно искать в его жизни! Пошли за мной!

Новый вектор поиска определен. Вся предыдущая работа обнуляется. Начинаем с чистого листа. И на этот раз по правилам.

Ординаторская была почти пуста. Величко уже собирался домой — рюкзак перекинут через одно плечо, куртка в руке, на лице усталое выражение человека, честно отработавшего двенадцатичасовую смену.

— Семен! — окликнул я его от самой двери. Мой голос прозвучал резко в вечерней тишине. — Поход домой отменяется.

Он замер, потом медленно повернулся. Взглянул на меня, на вошедшего следом взбудораженного Фролова и мгновенно все понял. Без единого вопроса он сбросил рюкзак на стул и повесил куртку обратно на вешалку.

Хорошая реакция. Без пререканий, без жалоб. Он понял, что это не прихоть, а производственная необходимость. Они становятся настоящей командой.

— Что случилось? — спросил он, уже снова превращаясь из уставшего человека в собранного лекаря.

— Обухов. Нужен свежий взгляд. Собираемся здесь.

Я прошел к белой маркерной доске, которая служила нам полем для интеллектуальных сражений, и взял черный маркер.

Фролов и Величко молча расселись за столом, превратившись во внимательных слушателей.

Время для нестандартного подхода.

Классическая дифференциальная диагностика завела нас в тупик, потому что мы отталкивались от симптомов. Нужно было сменить парадигму.

Забыть все медицинские догмы, обнулить все предыдущие выводы и начать с абсолютного нуля. С чистого листа.

— Так, команда, — начал я, и в тишине ординаторской щелчок снимаемого колпачка маркера прозвучал как выстрел. Я намеренно использовал это слово. Оно повышало их ответственность и вовлеченность. Они были не просто ординаторами, они были участниками решения сложнейшей задачи. — Давайте начнем с нуля. Забудьте все, что вы знаете про эозинофилы, гормоны, антибиотики. Забудьте про абсцесс.

Я нарисовал в центре доски круг и написал внутри «ОБУХОВ».

— Мы ищем не болезнь, — я обвел слово, — мы ищем причину. Что мы знаем о нем как о человеке, кроме того, что у него по неизвестной причине разрушается печень?

Фролов, как прилежный ученик, тут же поднял руку.

— Он бывший военный. Полковник в отставке. Крепкий мужик, практически всю жизнь был абсолютно здоров.

— Это лирика, — отмахнулся я, даже не поворачиваясь к нему. — Социальный анамнез. Это важно, но потом. Мне нужны факты. Сухие, конкретные факты из его жизни, которые могут иметь медицинское значение.

Нужно было сразу направить их мышление в правильное русло. Не «какой он человек», а «что с ним происходило». История жизни, а не характеристика личности. Каждая, даже самая незначительная, деталь могла оказаться ключом.

Величко задумчиво почесал затылок.

— Жена его говорила, он упрямый как баран. К лекарям не ходит принципиально. Пришел, только когда уже совсем скрутило, ходить не мог.

Поведенческий паттерн. Типично для военных старой закалки. Основной вывод: симптомы появились не неделю назад. Процесс хронический, идет уже давно, возможно, несколько месяцев. Пациент обратился за помощью только в стадии декомпенсации.

Я молча написал на доске: «УПРЯМЫЙ. К ЛЕКАРЯМ НЕ ОБРАЩАЛСЯ». Каждая деталь была важна.

— Что еще? Факты.

— Может, это хроническое отравление? — предположил Фролов. — Он же военный, мог на каких-нибудь старых складах с химоружием служить. Свинец, ртуть, мышьяк?

Величко тут же фыркнул.

— Бред! При отравлении тяжелыми металлами была бы совсем другая клиника! В первую очередь — неврология: тремор, полинейропатия, энцефалопатия. А у него чисто печеночная симптоматика.