Контрольные данные были неутешительны.

Субфебрильная температура упрямо держалась на отметке тридцать семь и восемь. Объем мутной жидкости, сочившейся по дренажам, не уменьшился ни на кубический сантиметр.

А контрольное УЗИ, которое я сделал час назад, показало то, чего я опасался больше всего — увеличение образования еще на полтора сантиметра в диаметре. Гипотеза не подтвердилась.

Вечерний обход. Мы втроем — Киселев, я и притихший Фролов, которому было любопытно — стояли у кровати полковника. Тот спал, но сон его был неспокойным. Атмосфера в палате была тяжелой.

— Твои гормоны не работают, Разумовский, — мрачно констатировал Киселев, глядя на показатели монитора. В его голосе не было злорадства, только тяжелая констатация факта. — Твоя теория оказалась неверной.

Он был прав.

Объективные данные подтверждали его слова.

Я видел их полчаса назад. С-реактивный белок вырос до двухсот. Прокальцитонин зашкаливал. Объем отделяемого по дренажам за последние сутки составил триста миллилитров некротических масс.

УЗИ, которое я сделал час назад, показало дальнейший рост образования еще на полтора сантиметра. Гипотеза об идиопатическом эозинофильном процессе была неверна.

Ее следовало отбросить.

Я сжал кулаки, но не от злости. Это был физический якорь для мыслей, точка концентрации, пока мозг на полной скорости отбрасывал неверную теорию и очищал «оперативную память» для построения новой.

Возвращаемся к аксиомам.

Первое: это не стандартная бактериальная инфекция — антибиотики неэффективны.

Второе: это не стандартный аутоиммунный или аллергический процесс — кортикостероиды неэффективны.

Третье: массивная эозинофильная инфильтрация — подтвержденный факт. Они — следствие, но следствие чего?

Какая патология вызывает одновременно массивный стерильный некроз и локальную гиперэозинофилию, будучи при этом резистентной к гормонам? Переменная «Х» в уравнении все еще была неизвестна.

— Я найду причину, — сказал я вслух. Мой голос прозвучал ровно и уверенно, как констатация намерения.

Киселев медленно покачал головой.

— Хорошо бы, Разумовский. Потому что если ты ее не найдешь, дело плохо. Пациент умирает. Судя по динамике, у него не так много времени.

В уравнение был добавлен новый, критический параметр — время. Диагностический поиск из академической задачи превратился в гонку с обратным отсчетом.

Дальнейшие обсуждения в палате были бессмысленны. Требовались новые данные, которые лежали за пределами стандартной лабораторной диагностики. Я развернулся и вышел из палаты. Движения были резкими, но целенаправленными. Время пошло.

Коридор хирургического отделения погрузился в вечерний полумрак. Половину ламп выключили для экономии, и длинные тени легли на линолеум. Я стоял у окна, глядя на россыпь огней темнеющего города, но не видел их. Мой мозг методично, раз за разом, прокручивал один и тот же цикл.

Полный диагностический тупик. Перебираем переменные.

Инфекционный агент? Исключено.

Аутоиммунная агрессия? Исключено.

Токсическое поражение? Нет подтверждающих данных.

Неопластический процесс? Исключено.

Все стандартные и нестандартные алгоритмы были исчерпаны. Результат — ноль.

— Двуногий, может, это вообще не болезнь? — Фырк сидел на подоконнике, уныло свесив пушистый хвост. — Может, его прокляли? Или отравили каким-то хитрым магическим ядом, который я не вижу?

— Магия оставляет энергетические следы, — ровным тоном мысленно ответил я, не отрывая взгляда от улицы. — Сонар их не фиксирует. Следовательно, это не стандартное магическое воздействие. Хотя, все может быть. Я еще не до конца изучил магические болезни в этом мире. Но сначала мы должны сконцентрироваться на не магических и исключить их.

Я это прекрасно понимал. Еще это означало, что если болезнь магическая, то гораздо меньше шансов ее вылечить.

— А если это такая хитрая магия, которая маскируется под обычную болячку?

Теоретически возможно. Но кому мог понадобиться обычный полковник в отставке? Сзади послышались торопливые шаги.

Я обернулся.

Ко мне бежал Фролов. Запыхавшийся и взволнованный.

Странно. Он не выглядит подавленным после нашего общего провала. Наоборот. Что-то нашел? Или придумал новую, столь же неверную теорию?