— Я три раза все проверил! — почти обиженно ответил Фырк. — Даже в желчный пузырь заглянул на всякий случай! Пусто! Стерильно! Ни одного червяка!

Величко и Фролов продолжали смотреть на меня с надеждой и восхищением, не подозревая о шторме, который только что начался у меня в голове.

Крах.

Полный крах самой стройной и логичной теории за всю мою практику. Мой самый надежный диагностический инструмент, который никогда не ошибался, утверждал, что паразитов нет.

Но эозинофилы были. Анамнез был. Некроз печени был.

Значит… значит, существовало нечто, что имитировало паразитарную инвазию до мельчайших деталей, но не являлось ею.

— Нам нужно визуальное подтверждение, — сказал я вслух, обращаясь к Фролову и Величко. Мой голос звучал уверенно и спокойно, как у командира, отдающего следующий приказ. — Готовьте пациента к ЭРХПГ — эндоскопической ретроградной холангиопанкреатографии. Завтра утром зайдем эндоскопом прямо в желчные протоки и получим для Киселева четкое изображение паразитов.

Этот план был лишь прикрытием и запасным вариантом.

ЭРХПГ — сложное, инвазивное исследование с высоким риском осложнений, особенно у ослабленного пациента.

Но Фырк не принес подтверждение. И теперь, как ни крути, нам не обойтись без рискованной процедуры.

Я посмотрел на воодушевленных Фролова и Величко, которые уже начали обсуждать детали подготовки к завтрашней процедуре. Прерывать их энтузиазм сейчас было бессмысленно.

— Ладно, на сегодня все, — сказал я им. — Подготовку начнем утром. Идите домой, отдыхайте. Вы сегодня отлично поработали.

Они, уставшие, но довольные, кивнули и, попрощавшись, покинули ординаторскую. Я остался один в наступившей тишине, которая казалась оглушительной после их ухода.

Дорога домой прошла как в тумане.

Фонари проплывали мимо, оставляя на мокром асфальте длинные желтые следы. Я шел на автомате, а мозг продолжал лихорадочно перебирать варианты, пытаясь найти ошибку в своих рассуждениях.

Все данные кричали об одном, но главный свидетель утверждал обратное. Парадокс.

— Эй, двуногий, не грузись так, — Фырк высунулся из кармана и похлопал меня по щеке своей крошечной лапкой. — Утро вечера мудренее. Съешь чего-нибудь вкусного, поспи, и решение само придет. Ты же у нас гений, в конце концов!

Его наивная вера в меня была единственным, что хоть как-то поддерживало.

Я вошел в пустую, тихую квартиру.

Вероники не было — но она отправила смс о том, что ее вызвали на экстренное ночное дежурство. И эта тишина, которая обычно приносила покой, сегодня давила своей пустотой.

Не было никого, кто мог бы отвлечь, заставить переключиться. Я остался один на один с нерешаемой задачей.

Полночь. Я смотрел в окно на редкие огни ночного Мурома.

В руках — чашка давно остывшего чая, которую я механически помешивал ложкой. Напротив, на столе, сидел Фырк и с таким же унылым видом грыз сухое печенье.

Тишина давила.

Исходные данные подтверждены.

Аксиома номер один: Фырк никогда не ошибается в том, что видит. Паразитов в желчных протоках нет.

Аксиома номер два: клиническая картина — анамнез, лаборатория, патоморфология — с вероятностью в девяносто девять процентов указывает на паразитарную инвазию.

Обе аксиомы не могли быть истинными одновременно в рамках стандартной медицинской логики. Следовательно, стандартная логика здесь была неприменима.

— Двуногий, может, мы вообще не там ищем? — нарушил тишину Фырк. — Может, дело и правда не в паразитах?

— В чем тогда? — ровным голосом спросил я. — Все переменные указывают на них.

Я снова начал прокручивать в голове сухие факты, как компьютер, перебирающий байты информации в поисках ошибки.

Некроз печени. Массивная эозинофилия. Поездка в Астрахань. Употребление в пищу сырой речной рыбы. Все звенья цепи были на месте. Но сама цепь не замыкалась.

Стоп.

Я пытался доказать или опровергнуть аксиому номер два. А что, если не верна аксиома номер один? Не в том смысле, что Фырк врет, а в том, что его возможности ограничены.

Что, если существуют вещи, которые он не может увидеть?

Я снова зацепился за деталь, которую до этого рассматривал лишь как географическую привязку. Астраханская область.

Астрахань — это не просто эндемичный регион для гельминтозов.

Это еще и одна из крупнейших зон повышенной магической активности на территории Империи. Магическая аномалия.

Что, если местная фауна за сотни лет адаптировалась? Мутировала?

Что, если местные описторхи, или проще сказать всевозможные паразиты, за тысячи поколений эволюционировали, научившись вырабатывать магический камуфляж, чтобы скрываться от хищников, обладающих эфирным, магическим зрением? Это была не биологическая адаптация, а магическая мимикрия.