Шрифт:
Мне понравились сразу.
Хотя, вообще удивительно, что я хоть что-то заметил в первые несколько часов, когда в этот гребаный поезд сел.
Злой был сильно.
И пьяный.
И недовольный всем. Братом, в первую очередь. Придурок потому что редкостный. Какого хера так сделал?
Ну, подумаешь, поиграл я с его куклой, вытащил ее из нашего родового склепа, покатал на джете.
А почему нет? Кто ее еще покатает? Не Сандр же?
Ему позволь только, он ее вообще к кровати прикует где-нибудь в подвале нашего симпатичного мертвого замка.
И будет вокруг нее, как дракон огнедышащий ходить.
И ревниво пыхтеть этим самым огнем на любого, кто осмелится посмотреть в сторону его драгоценности. Придурок бешеный.
Нет, я его понимаю, конечно, девочка у него хороша, я бы и сам ее попробовал… Раньше.
До того, как понял, что брат залип на ней мертво, не отковырять.
Потом-то, конечно, все сдуло.
Да и Лика оказалась своим пацаном.
Прикольная и веселая, сразу понятно, почему Сандр так вперся в нее.
Красивых кукол полно, а реальных девочек, на которых глаз тормозит… Я не встречал. До Лики. И вот… До этой птички, так удобно и правильно сидящей на моих коленях.
Пользуюсь тем, что она спит, и трогаю. Ну, а чего нет-то?
Я же живой тоже.
А она… Она офигенная. Красивая.
Сразу и не поймешь, да… А сейчас смотрю в ее милое курносое личико, на ресницы, длиннющие, как у куклы, губы пухлые, нереально вкусные, ничего вкуснее не пробовал! И не понимаю, как я с первого взгляда ее посчитал серенькой мышкой?
Реально, протупил.
Голова болела, пить хотелось дико с похмелья, ссадина на морде ныла и дергала, заживая. Ну, и перспектива просидеть двое суток в дико неудобном кресле, доставляла, конечно.
Пиздец, братик меня полюбил, конечно! С душой и знанием дела! Садист хренов.
Хуже папаши.
Тот попроще как-то, погрубее. Наказания простые, понятные. Бабла лишить, машину отобрать, и прочие, вообще не интересные вещи.
А вот Сандр… Этот — редкий изврат, конечно. Бедолага Лика.
Хотя, я все равно же кайфанул, да?
В Краснодар ее на джете домашнем свозил, в “Бизоне” подрался, с Касьяном поболтал чуток. За все надо платить…
Вот и плачу.
Двое суток, без телефона, бабла и со строгим указанием двоим парням из охраны: ни в коем случаем мне ничего не давать и ни во что не вмешиваться. Только если меня убивать будут.
Офигенное наказание, да.
Я заценил, Сандр, спасибо.
При случае, припомню.
Глажу голые коленки птички, кайфуя от их хрупкости, нежности.
На одном — ссадина.
Это та тварь, что попыталась ее обидеть… суки. Мало я их поломал, слабовато, толком душу не отвел даже, парни из охраны прилетели, не дали мне по-полной разгуляться…
Вот и пришлось оставить мудаков, толком не поломанными даже.
Ну ничего, Гоша решит. Он — офигенный решала, один из лучших, заместитель нашего спеца по безопасности, Петровича. Этим двум отморозкам офигенно не повезло. Лучше бы сами с поезда спрыгнули, блядь. Тогда обошлись бы лишь ногами отрезанными.
Птичка возится во сне, хмурит тонкие красивые бровки, сжимает нежные яркие губки. И мне опять хочется ее поцеловать.
Странно, столько девочек было в моей жизни, а никого так сладко не целовал… Недотрога она. Наивная. Глаза эти, широко распахнутые, словно в душу сразу — выстрелом.
И, как дурак, слова теряешь…
А она смотрит… И тебя видит. Именно тебя. Саву. Обычного парня. Не сына всемогущего Сим-Сима, брата бешеного Сандра Симонова, а простого Саву, без бабла, будущего и прошлого. В моменте.
И в этом моменте я ей нравлюсь.
Это греет.
Это как-то правильно.
Вот только…
Неправда это все.
А жаль.
7. Оля. Как пережить ночь?
— А потом он говорит: “Симонов, вы согласны с тем, что я говорю?”. Я отвечаю: “Нет”. Он, такой: “Надо согласиться”. И к группе: “Давайте применим общественное давление”. Все тут же начали орать: “Да, да! Всё правильно!”. Он мне снова: “Симонов, мы на вас давим, пора согласиться”. Блин… Я говорю: “Ладно, согласен”. И он выдает: “Вот вам урок демократии в действии!”