Шрифт:
Мой вскрик в тишине вагона никому не слышен.
По крайней мере, я на это надеюсь…
Но даже если бы и был слышен, то сейчас мне на это категорически плевать.
Я ловлю волны наслаждения, невозможного, небывалого, никогда ранее не испытываемого.
Я порабощена полностью губами, руками, напором этого безумного парня. И не понимаю даже, в каком мире я сейчас нахожусь.
Но, определенно, в лучшем!
9. Сава. Самое темное время перед рассветом…
— Что это?.. — тихий измученный шепот, дрожащие искусанные губки, блестящие в полумраке вагона огромные испуганные глаза. В них огни отражаются. И мое безумие.
Моим пальцам мокро и горячо.
Она сжимает их, все еще сжимает собой, держит. Не отпускает. Она меня всего держит, блядь…
Влип я, да так, что невозможно отлепиться.
— Это? — улыбаюсь и целую ее в приоткрытые губы, мягко, утешающе, — это — кайф, птичка…
Она медленно моргает, затем длинно всхлипывает.
Невероятные глазищи свои еще шире распахивает, словно осознавая только теперь, что произошло, и дергается всем телом, стремясь вырваться из моих рук.
Но я, естественно, не пускаю.
Применяю силу, удерживая ее на месте. На коленях своих. И на члене, чего уж там. Он, кстати, того и гляди лопнет от напряга. Дико больно, низ живота сводит от недополученного кайфа. Но продолжать не собираюсь, конечно.
Птичка моя, судя по всему, вообще нежный цветочек, и все для нее впервые.
И я ее, само собой, хочу, дико хочу. Так дико, что голова отключается, и даже секс на глазах у всех, прямо в этом гребанном сидячем вагоне, уже не кажется чем-то кринжовым.
И, если бы у Оли был хоть небольшой опыт в этих делах, я бы не тормознул. Потихоньку, помаленьку, посадил бы на себя и покачал… Мягко-мягко, сладко-сладко, медленно-медленно… Дождался бы, как она окончательно одуреет от темпа, и долго бы со вкусом трахал…
Но Оля — маленькая и сладенькая целочка. И устраивать ей первый раз вот так, прямо на глазах у всего вагона… Нет уж. Перебьются! Я — тот еще собственник. Симоновы своим не делятся.
А ее первый раз — определенно, мой.
И я хочу его выпить до дна, сожрать полностью, в одно лицо. Без подрачивающих на сладкий нежный возбужденный щебет птички придурков.
Это Оля наивно думает, что весь вагон спит… Ага, как же!
По крайне мере, двое мужиков в нем точно бодряком. Те, кого братишка отправил со мной в это офигенное путешествие.
Они по службе спать не должны. И дрочить, кстати, тоже. Но последнее — не отследишь…
— Тихо, тихо… — утешающе скольжу губами по влажному от напряжения и стыда виску, собираю сладкие капельки пота. — Тихо, птичка… Все хорошо…
И тихонько толкаюсь опять пальцами в нежную мякоть.
Оля тут же захлебывается судорожным вздохом и вытягивается на мне в струнку.
Восприимчивая какая… Охереть…
— Пусти… — шепчет она жарко мне в шею, — пусти… Стыдно так…
— Ничего не стыдно… — отвечаю я, — все хорошо… Тебе понравилось?
— Не знаю… — жалко бормочет она, — не понимаю…
Аккуратно освобождаю влажные пальцы и провожу ими по ее губам.
— Оближи, птичка…
Осознав, что происходит, снова задыхается и пытается отпрянуть.
Не позволяю, перехватываю посильней и целую. Горячо, глубоко, с наслаждением слизывая ее терпкий вкус возбуждения. И ощущая, как снова по грани, по тонкой-тонкой нити…
И в этом свой кайф.
Недоступность, невозможность продолжить… И ощущение полного растворения, того, что вот-вот сорвусь… И падение это будет окончательным. И невероятно кайфовым!
Когда нельзя, но дико, до искр из глаз, хочется.
Оля снова цепляется мне в плечи, но не отталкивает больше и не пытается вырваться. Покорно позволяет себя целовать, раскрывает ротик, такая податливая и измученная. Это отдельно заводит.
Вот такая неискушенная покорная сладость. Восприимчивость. Чистая, органическая сексуальность.
Ничего наигранного, ничего искусственного. Ни одной попытки понравиться, показать себя в выгодном ракурсе.
Я такого никогда не видел, клянусь!
Наверно, только Лика, девчонка моего старшего братишки, такая вот. Но Лика — свой парень. Боец. Ей палец в рот не клади, откусит. Чисто внешне — няшная до офигения, а внутри — стержень жесткий.
А Оля… Оля — наивная, податливая, беспомощная. Открытая и честная. Ранимая нежная птичка, так доверчиво слетевшая с безопасной ветки в лапы хищнику…