— Не у меня, — махнул он рукой. — Я тут в гостях со своими парнями.

Я быстро поел и поблагодарил.

— Ну что, теперь пойдём, — сказал он, поднялся и накинул безрукавку, сшитую из овечьих шкур. — Надень, утром в горах прохладно.

Он махнул на такую же безрукавку, лежащую на диване. Я последовал его примеру и накинул шкуру. Мы вышли из дома и пошли к воротам. Молодчики, конвоировавшие меня вчера вечером, проводили нас равнодушными взглядами и не двинулись с места. Давид Георгиевич открыл калитку, выпустил меня и вышел сам.

— Не сюда. Пойдём вон туда, не по дороге, по тропинке.

Он свернул с дороги на узкую тропинку и уверенно двинул вперёд. Я последовал за ним. Тропинка вскоре начала подниматься в гору. Оружием он не угрожал, конвоя рядом не было, и в принципе можно было попытаться рвануть отсюда, но был ли в этом смысл?

Я покрутил головой. Места тут были потрясными. А воздух… хоть ложкой ешь, настолько он казался ароматным и сладким. Светило утреннее розоватое солнце, сухая трава шелестела под ногами. Вот бы спрятаться в таком месте и жить вдали от всего мира…

Я решил выяснить, чего ему было надо. Уж очень всё это не походило на казнь. К тому же материалы всё ещё были у меня. Мы поднимались минут пятнадцать. Тропинка стала каменистой и взбиралась всё выше и выше. Дойдя до небольшой площадки, Давид Георгиевич остановился, подошёл к большому валуну и опустился на него. Тропинка шла вверх и проходила вдоль крутого обрыва.

— Ты, Сергей, — сказал Давид, глядя вдаль, на горы и на ущелье, открывшееся перед нами, — влез в очень серьёзные дела, как если бы, знаешь, ты не был пчелой и залез бы в улей. Или в муравейник. Там всё отлажено, там всё чётко, и никто тебя там не ждал. И тут раз, нарисовался ты. Может ты пчела, может и муравей, но, скорее всего, инопланетянин, желающий разрушить систему. Это я так думаю.

Он помолчал, не глядя на меня.

— От семнадцатилетнего пацана, — кивнул он, — трудно, конечно, ожидать революций и переворотов, но в жизни бывает всякое. Я видел разное. Это я к чему? Ты, как мне сказали, парень дерзкий, инициативный, самостоятельный. Так что, будь моя воля, я бы просто пришил тебя, не задумываясь, чтобы не рисковать. Потому что чувствую, что от тебя будет больше геморроя, чем пользы. А зачем нам геморрой и риск? Я не понимаю.

Он пожал плечами и замолчал. Я тоже молчал. Его слова мне не понравились, и я немного напрягся. Огляделся по сторонам и поискал подходящий камень, который можно было бы использовать в случае чего.

— Но большой босс, — снова заговорил он, — решил по-другому. Похоже, он захотел воспитывать молодую смену. У стариков свои загоны, знаешь ли. Хотя, в этом есть что-то, особенно, учитывая, что ближайшее его окружение не слишком готово перенять эстафету. Правда, пока ты дорастёшь до чего-то серьёзного, пройдёт много лет и всё уже переменится. Так что ты особо ни на что не рассчитывай. Я, конечно, желаю Глебу Витальевичу долгих лет, но нужно быть реалистом. Через десять лет он не сможет тянуть такую нагрузку, как сегодня, и это ещё оптимистический взгляд. Боюсь, менять его придётся раньше.

Он, наконец, повернулся и оценивающе посмотрел на меня.

— Просто я решил предупредить тебя, — кивнул он, — после разговора с Глебом Витальевичем, что путь, на который ты вступаешь, — это не детская игра, и это вообще не игра. Это путь волка и путь бесконечный. Начав, ты не сможешь остановиться до самого конца. Пока будешь жив, ты будешь бежать вперёд, ты будешь грызться за добычу, ты будешь грызться за кусок с другими волками, а также ещё и с волками позорными, с мусорами, с политиками, с конкурентами, с урками, со всеми. Если ты станешь частью системы, жизнь твоя не будет сладкой, она будет тяжёлой, жизнь твоя будет отравленной, горькой и пустой.

— Я так не думаю, — пожал я плечами.

— Ты ещё слишком юн и глуп, ты не имеешь опыта в этой жизни, и поэтому то, что я говорю сейчас, кажется тебе привлекательным и окутанным романтическим светом. Но когда ты станешь постарше, ты поймёшь, что этот выбор безумен, да только будет уже поздно, ты не сможешь соскочить и сойти с тропы.

Он посмотрел мне в глаза, пытаясь понять, дошло ли до меня то, что он сказал.

— Поднимись вон туда, — махнул он рукой туда, где тропинка приближалась к обрыву, — вон к тому кусту, что на самом краю. Возьмись за него, наклонись вперёд и посмотри, что ты там увидишь.

Я оценил расстояние от обрыва до валуна и подошёл к кусту, о котором он говорил. Куст рос на самом краю, нависая над глубоким ущельем. Подойдя к краю тропинки, я ещё раз глянул на Давида и сориентировался, смогу ли успеть отскочить в сторону, если он решит подтолкнуть меня вперёд.

— Посмотри, посмотри, только держись покрепче, — повторил он, не глядя в мою сторону.

Я наклонился вперёд и глянул вниз в ущелье. Далеко внизу, на площадке, заваленной крупными острыми камнями, лежало распростёртое человеческое тело.