— Ну… так-то нормальная маза, — кивнул Кукуша. — У него возможностей больше, если он чекист.

— Так-то оно так, но он, боюсь просто хочет взять то, что у нас есть и присвоить себе, понимаешь?

Кукуша кивнул.

— Ладно. Я узнаю, что там с телефонами и всё такое. Надо теперь шифроваться.

— Ну, да, — согласился Кукуша.

— А до этого времени прекращаем всю активность. Завтра после школы позвоню.

— Лады, — с облегчением, согласился он, поняв, что поездка в Черновку отменяется.

— Ты куда сейчас, домой? — спросил он.

— Да.

— Ну, айда, я тебя подкину.

— Хорошо.

Блин… ну почему всё так? Через одно место. Чего вы все ждали целых тридцать лет? Пока я нарисуюсь? Почему все в одно и то же время за задницу схватились?

Кукуша завёз меня домой, а сам рванул по своим делам. Я быстро заскочил в квартиру и бросил телефон.

— Серёжа, ты? — раздалось из ванной.

— Да, мам!

— Там еда на кухне.

Я влетел в комнату, засунул телефон между диванных подушек и подошёл к ванной.

— Мам, я пойду с ребятами встречусь на часок, — сказал я.

— Поешь.

— Мы в кафешку пойдём.

— Тем более. Перекуси дома, а там возьмёшь мелочёвку какую-нибудь. У тебя деньги ещё остались?

— Ага…

Не дожидаясь, когда она выйдет из ванной я быстро вышмыгнул за дверь и пошёл к театру. Раньше там всегда стояли такси. Но сейчас времена изменились. Тачку поймать на дороге? Хрен. Вызывай через приложение. Только тот, кому надо, сразу будет знать, где ты находишься. Я всё никак не мог понять, что такое цифровой концлагерь. А вот, пожалуйста. Располагайтесь.

Я дошёл до драмтеатра, перешёл через проспект и, стоя на остановке начал ловить попутку. Капец. Раньше поднимешь руку и практически сразу готово. Кто-нибудь да остановится. А теперь хрен. Я замаялся руку поднимать. Хоть бы кто…

Нет, один нашёлся-таки. Такой же олд, как и я сам. Остановилась жига. «Шестёрка». Видавшая виды, древняя, как моя жизнь.

— Нет, — замотал головой старикан водитель. — В Черновку не поеду — далеко.

— Деда, очень надо, — попробовал я найти подход.

— Нет, ищи другого дурака. Бензин дорогой, всё дорогое. Страховку, надо? Надо. За всё дерут. Скоро за воздух платить будем. А туда упрёшься, обратно порожняк гнать. Всё. Закрывай.

— Так я же не за сто рублей. Скажи сколько, а там договоримся.

— Даже договариваться не буду. Бесплатно не поеду.

— А за сколько поедешь?

— Да туда стоит не меньше тысячи, если всё посчитать!

Я достал тысячу и протянул ему.

— Сдурел что ли за такие деньжищи кататься? — удивился он. — Ну, и дела. Автобус же ходит!

— Поехали.

Всю дорогу он рассказывал, как сейчас всё дорого, и что деньги тянут на каждом шагу. За всё. И скоро заставят платить за воздух. Это он раз десять повторил. В общем, кое-как мы доехали. Я вышел за два квартала до Калякинского дома и пошёл дальше пёхом, проверяясь и оглядываясь.

На улице никого не было, так что хвост я не подцепил. Постоял, подождал, посмотрел и, наконец, проскользнул в калитку. Пробрался к крыльцу, открыл дверь и вошёл в дом.

Постоял немного, пытаясь унять волнение. Против природы не попрёшь — разволновался блин. Сердце застучало, зашумело. Я сделал несколько глубоких вздохов и прошёл в комнату. Здесь было всё так же, как и в прошлый раз. Прислушался. Заскреблись мыши. И на сердце тоже кто-то заскрёбся.

— Жизнь невозможно повернуть назад , — тихонько промычал я под нос. — И время ни на миг не остановишь …

Подошёл к часам и открыл стеклянную дверку. Осмотрел циферблат. Нужно было найти кнопку, запускающую механизм. Потрогал цифры. Гири валялись на полу, маятник был погнут. Мои предшественники обыскивали эти часы явно с пристрастием.

Я обошёл их кругом. Погладил кончиками пальцев. Пока ничего в глаза не бросалось. Вообще ничего. С задней стороны доска, прикрывавшая механизм, была выбита, и внутренняя камера была хорошо видна. Шестерни, пружинки и винтики были покрыты паутиной и пылью. Вполне очевидно, что никаких документов в механическом отсеке не было.

Ну… ладно. Ладно. Я несколько раз сжал и разжал кулаки. Итак… Итак… На фотографии в доме Розы стоял Эдик Калякин, а за ним находились вот эти самые часы. Стрелки показывали… десять часов, три минуты… Блин, зачем я пел? Теперь от Пугачихи житья не будет…

Старинные часы ещё идут,

Старинные часы, свидетели и судьи.

Когда ты в дом входил, они слагали гимны,

Звоня тебе во все колокола…