– Лиззи, – зовет меня вышедший из машины Гаррет. – Мы не можем здесь долго стоять. Если тебе плохо…

Я не слышу, что он говорит дальше, ведь я просто отхожу от «Теслы». Делаю пару шагов, а затем перехожу на бег. Гаррет несколько раз зовет меня, но я не оборачиваюсь. Знаю, что он не побежит за мной, ведь из-за нашей вынужденной остановки на мосту образовалась пробка, и сейчас ему все сигналят.

Бегу быстрее, не обращая внимания на снег, летящий в лицо.

Бегу так, словно смогу убежать от самой себя и этой боли.

Телефон в руке вибрирует, и я вижу на нем имя Гаррета. От этого становится еще тяжелее, ведь на заставке стоит та наша совместная фотография со Дня благодарения.

Больно от одной мысли, что он прикасался к другой. В груди ноет. Легкие горят. Хочется сделать хоть что-то, чтобы заглушить это адское жжение внутри. Слезы продолжают струиться по лицу, пока я просто бегу, самая не знаю куда.

Снегопад усиливается, и из-за слез все вокруг сливается в одно большое пятно. Добегаю до конца Бруклинского моста, задыхаясь, и сворачиваю к зданию из красного кирпича. Трясущимися руками ввожу код на двери и отворяю ее. Сердце колотится так громко и невероятно больно. Каждый мой шаг отдается в висках, когда я вдруг осознаю, где я оказалась и что мне теперь с этим делать.

– Лиззи? – доносится до меня взволнованный голос, когда я громко всхлипываю, оказавшись в дверном проеме.

– Пап… – шепчу я и льну к его груди.

DUNCAN LAURENCE – ARCADE

Включаю телевизор – бесит шум.

Выключаю телевизор – бесит тишина.

Включаю свет – бесит, что ярко.

Выключаю свет – бесит, что темно.

Просто все охренеть как бесит. Все, кроме виски.

Кажется, я на той стадии, когда для того, чтобы справиться с дырой в сердце, мне нужно напиться.

Морщусь от жжения в горле, сделав очередной глоток.

Сколько нужно выпить, чтобы забыть, какой сегодня день недели?

Я выпил уже почти половину бутылки, но все еще помню, что сегодня четверг. Бесят четверги.

А в прошлый раз, когда Лиззи бросила меня, какой день недели был? Воскресенье?

Воскресенья тоже бесят.

Опираюсь локтями о колени и зарываюсь руками в волосы. Тяну их изо всех сил, будто это как-то поможет мне забыть о скорости, с которой Лиззи вылетела из моей машины.

Она плакала, черт побери. И теперь я ни хрена не понимаю.

Почему Лиззи плакала? Я помню выражение ее лица, когда она сказала мне, что не любит. Это не было похоже на одну из ее игр.

Или это я просто так себя успокаиваю. Ведь я бы хотел, чтобы все это было очередной игрой, а когда она закончится, Лиззи скажет, что любит меня.

Твою мать. Какой же я жалкий.

Это тоже бесит.

Тянусь к стакану, чтобы вылить в себя остатки отвратительного на вкус алкоголя, как вдруг по моей двери раздается стук. Хмурюсь, ведь никого не ждал, но все же поднимаюсь на ноги.

Часть меня – та, которая бесит, – надеется, что это Лиззи. Но есть и другая часть меня, поэтому буду реалистом.

Когда я подхожу к двери, то понимаю, что виски все же немного подействовало и я пьян. Но не настолько, чтобы забыть, как меня бесит даже этот гребаный стук в мою квартиру.

Распахнув дверь, вскидываю в изумлении брови.

– Ты один? – буравит меня изумрудными глазами отец Лиззи.

Киваю, не в силах произнести ни слова.

Стряхнув с пальто снежинки, Тиджей без приглашения проходит мимо меня. Он пересекает расстояние до дивана в моей гостиной и садится в кресло.

– Конечно. – Я хлопаю дверью. – Чувствуйте себя как дома.

– Давай без этого дерьма. Мне совершенно не хочется быть здесь.

– Какое совпадение. – Убираю руки в карманы спортивных штанов.

– Сколько ты выпил? – Тиджей бросает взгляд на журнальный столик и недопитый виски на нем.

– Недостаточно, раз смог открыть вам дверь. Зачем вы здесь?

– Садись, – кивает в сторону дивана Тиджей.

Фыркаю.

– Уже командуете в моем доме? Как интересно.

– Гаррет, нам нужно поговорить.

– А что плохого в том, чтобы поговорить на расстоянии?

Отец Лиззи устало выдыхает, чертыхаясь себе под нос.

– Ладно. – Он разводит руками, после чего сцепляет их в замок, пристально глядя на меня. – Кажется, моя дочь тебя любит.

– Вам кажется.

– Я не договорил.

Теперь устало выдыхаю я. Опускаю взгляд, чувствуя, как сердцебиение учащается. Глупое сердце надеется, что она и вправду любит.

– Так вот. Вкус на мужчин у нее определенно плохой.

– Это у нее от матери, – не могу сдержаться я.