– Так вы… хотите, чтобы мы снова сошлись? Я же вам не нравлюсь.

– Речь не обо мне. А о том, чтобы моя дочь была счастлива. Я ведь сказал тебе об этом еще на пороге твоей квартиры.

Снова усмехаюсь и подливаю еще виски ему и себе.

– Я просто никогда не видел, чтобы Лиззи так плакала. Понимаешь? – сделав глоток, хрипло произносит отец Лиззи, глядя прямо перед собой. – У нее было так много падений и операций… но ни разу я не видел у нее таких слез. Она… Она ненавидит, когда ее жалеют, терпеть не может показывать свою боль и будто бы боится рассказывать о своих переживаниях, ведь хочет казаться сильной. Но делиться эмоциями – это не про слабость. Вот только она упертая и не хочет этого слышать. Поэтому… я напуган, что она вот так вот…

Некоторое время мы оба молчим, потягивая пряную жидкость. Я знаю, что ее отец меня на дух не переносит с самого детства. И я за это его не виню. Я был мудаком по отношению к Лиззи. И всегда считал себя недостойным ее. Так и вышло.

В груди все сжимается до боли. Я чувствую невероятное опустошение от мысли, что довел Лиззи до слез. Она не виновата в том, что я так сильно ее люблю. Это лишь моя проблема, Лиззи здесь совершенно ни при чем. Я не должен был сближаться с ней и соглашаться подыграть, ведь с той самой минуты, как она появилась у меня на пороге, я уже четко знал, что хочу, чтобы она была моей по-настоящему. В этих отношениях не было ни капли фальши.

Опрокинув в себя виски, я все же тихо признаюсь:

– Однажды в школе, когда Лиззи училась в третьем классе, Мия Бреккер из параллели взяла ее обед и выбросила его в мусорку у школы. Лиззи сделала вид, что ей все равно, но я услышал, как она тихо плакала в раздевалке. Я подбросил ей в шкафчик свой обед, а после уроков поехал на велосипеде к дому Мии и пригрозил ее матери, что расскажу об этом директору. Я был мудаком, ведь знал, что Мия учится на стипендии и за любую провинность ее могли отчислить. Но мне было наплевать, поскольку я не хотел, чтобы Лиззи плакала. С тех пор Мия держалась от Лиззи подальше. Когда Лиззи экстерном оканчивала среднюю школу, то завалила тест по математике. Ее начал дразнить за это ее одноклассник Джулиан. И дразнил он ее действительно очень обидно, практически устроил травлю. Тогда я попросил девчонок из группы поддержи пригласить его на вечеринку и опозорить. Они соблазнили и раздели его, а затем я развесил по всей школе фотографию, на которой виден его маленький член, – выдыхаю я и слышу смех, сорвавшийся с губ мистера Моргана. – Мне ничего за это не сделали, ведь мой дедушка был очень богатым человеком и спонсировал нашу школу. А когда я рассказал ему, почему сделал это, он лишь рассмеялся. Когда Лиззи оказалась в нашем классе, все знали, что она закончила среднюю школу экстерном, хотя практически не ходила в нее из-за постоянных соревнований и тренировок, а потому невзлюбили ее. Плюс она была младше нас на два года, и все парни стремились за ней приударить, ведь она казалась им малышкой. И однажды две девочки написали на ее «Феррари» слово «шлюха». Одна из них накануне как раз изменила моему другу, поэтому он с удовольствием разослал всем ученикам видео, на котором она трахается с другим. Пока все отвлеклись, я собственноручно замазал маркером надпись на машине, чтобы Лиззи не узнала, а затем врезался в нее на своем «БМВ», чтобы у меня была возможность отвезти автомобиль в сервис и залить кузов ее «Феррари» краской… А еще был Дрю. Но об этом вам не стоит знать… – От накативших воспоминаний в груди щемит. – Я рассказываю вам это не для того, чтобы показать, какой я хороший. Просто, возможно, так я отвечу на ваш вопрос, что я чувствую к вашей дочери.

Не решаюсь повернуться к отцу Лиззи и продолжаю нервно крутить стакан из-под виски в руке. Вокруг так тихо, что я слышу, как собственный пульс оглушает ударами.

– Ладно, ты все же не такой мудак, каким я тебя считал.

Ухмыляюсь.

– Не думал, что наш вечер закончится комплиментами.

Все же смотрю в глаза мистера Моргана, пытаясь понять, о чем он думает, и вижу в его взгляде… уважение.

– Лиззи ведь ни о чем из этого не знает?

Мотаю головой в стороны.

– Почему?

Пытаюсь подобрать слова, но ничего не приходит в голову. Пристально смотрю на отца Лиззи и все же сдаюсь:

– Потому что я хочу защитить ее от всего. И мне не нужно ее благодарности за это. Я делаю это не ради чего-то взамен. А просто потому, что хочу, чтобы она была в безопасности. Ей и не нужно было обо всем этом знать. Я все решил.

– Тогда у меня будет к тебе одна просьба.

– Мистер Морган…

– Просто поговори с ней.

– Она сказала, что не любит меня. О чем мне с ней говорить?

Меж широких бровей Тиджея появляется складка. Он некоторое время молчит, глядя на меня с непониманием, а затем вдруг произносит:

– Дерьмо. Плесни-ка еще виски.

И следующие полтора часа я напиваюсь с отцом девушки, которая меня не любит, но которую больше всего на свете люблю я. А когда он выходит из моей квартиры, я вдруг понимаю, что этот способ борьбы с горем – брехня собачья. Ведь у меня все точно так же болит внутри, и мне хочется сдохнуть. Что там дальше в перечне способов борьбы с горем? Я готов попробовать каждый из пунктов.

STEVE AOKI, GRANDSON, JASIAH – KULT

После бутылки виски, которую я пригубил вчера, тренироваться не так просто. Все тело словно горит от каждого ускорения. В очередной раз набираю скорость, чувствуя, как в буквальном смысле трясутся мои ноги.

Нужно выбрать какой-то другой способ борьбы с горем, ведь иначе я рискую умереть от алкоголизма. Способов, правда, не так уж и много. Что там осталось? Потрахаться и подраться?

Ну, вариант потрахаться ради облегчения мне точно не подходит. Я трахаюсь ради удовольствия, а не ради того, чтобы забыться. А удовольствия я определенно не получу, учитывая мое состояние и тот факт, что единственная девушка, которую я бы хотел трахать, меня не любит.

Так что остается подраться. Но тут тоже все сложно, ведь за драку в каком-нибудь общественном месте я получу выговор от тренера и, возможно, даже отстранение.

– Грипли! – восклицает тренер появившемуся на льду Ноа. – Надо же, вы соизволили почтить нас своим присутствием. Тренировка идет уже двадцать минут.