Уж не добавила ли Изабелла в чай из ивовой коры настойку опия?

— Предметы, которые мы откапываем, говорят о многом, правда?

— У каждой находки своя история, — согласился Люциан. — Многие вызывают вопросы.

— Когда я была маленькой, возле Драгон-Кэрна остановился цыганский табор. — Дейзи закрыла глаза, восстанавливая в памяти события. — Одна старая цыганка предсказывала судьбу и все такое. Честно говоря, я считала все это глупостью, но кое-что из того, что она сказала, запомнила на всю жизнь.

— Что именно?

— Вещи, которыми мы себя окружаем, вбирают в себя частицу нас самих, как морская губка, впитывают события нашей жизни. — Дейзи повернулась к нему: — И когда происходит что-то ужасное, вещи в нашем доме насыщаются сильными эмоциями.

— Подобное утверждение далеко от науки.

— А мне интересно. — Дейзи вставила кулачок в углубление в воске, но на сей раз не ощутила щекотания, хотя чувство трагедии придавило ее. — Интересно, не кричат ли камни на языке, который может услышать только сердце?

— Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. В некоторых местах мы чувствуем нечто особенное. Солнечный луг поднимает настроение. В темном переулке волосы встают дыбом. В соборе хочется молиться.

— Точно. Может, я говорю чепуху, но от этой дощечки исходит ненависть.

Люциан накрыл ее ладонь своей и задумался.

— Я ничего не чувствую, — признался он. — Кроме мягкости вашей кожи, — добавил, подмигнув.

Отняв у него руку, Дейзи сердито стрельнула в него взглядом. Он относился к ней снисходительно, но она горячо ринулась доказывать свою правоту.

— Учитывая то, что мы эмпирическим путем узнали о ваших римлянах, нетрудно заключить, что между нашим вором и кельтской девушкой существовали романтические отношения, — сказала Дейзи. — Если бы Кай Мерит сумел выкупить Дейрдре, мы наверняка нашли бы извещение об их свадьбе.

— У каждой женщины — счастливый конец. — Люциан цинично вскинул бровь.

— Неправда, и вы это знаете не хуже меня, — возразила Дейзи, вспомнив хмурое выражение лица бабушки. До этого момента Дейзи не приходило в голову, что поздний союз Изабеллы с более молодым мужчиной вряд ли мог принести ей счастье. — Брак не обязательно приносит счастье каждой из сторон. Но надеяться на него все же можно.

— И вы, Дейзи, на это надеетесь?

Он наклонился к ней.

— Кажется, вы говорили, что все люди приходят в этот мир с одинаковыми желаниями и нуждами со времен Эдема.

Его теплый мужской запах, заполняя ее чувства, мешал логически мыслить. Его бедро находилось всего в дюйме от ее ноги. Вспомнив упругость его мышц, Дейзи забыла обо всем на свете.

— Наверняка и вы надеетесь обрести счастье, — только и смогла пискнуть Дейзи.

Он озорно улыбнулся:

— Кое-кто может заявить, что мужское определение счастья отличается от женского.

— Хм! Полагаю, вы имеете в виду счастье, обретенное с мадемуазель Латур, — сказала она не без сарказма.

— Вы уверены, что хотите обсуждать мои похождения с этой прелестной женщиной? — Он положил руку ей на плечо. Сквозь тонкую ткань платья она ощутила тепло его ладони. — Подобные знания могут быть опасны для молодой леди благородного происхождения.

— Знаний не стоит опасаться.

— Поскольку вы уже упоминали Эдем, не могу не напомнить, что Ева тоже так считала, и куда, скажите на милость, привела нас ее жажда знаний? — Второй рукой он рассеянно погладил ее по локтю. — Что в том запретном плоде, который манит нас с такой силой? — Она повернула к нему голову и ощутила на губах тепло его легкого дыхания. — В самом деле, Дейзи, джентльмену не пристало обсуждать с одной леди другую.

— Бланш будет приятно услышать, что вы назвали ее «леди», — обронила Дейзи шепотом.

— Откуда вам знать?

— Ах, — произнесла Дейзи, очарованная игрой его языка и артикуляцией губ, — мы с Бланш очень близки, почти неразлучны.

На его губах заиграла лукавая усмешка.

— Осмелюсь согласиться.

— Уверена, Бланш не станет возражать, если вы расскажете мне, что именно вас привлекает в ней.

— Вряд ли я смогу объяснить вам, что мне нравится в Бланш, — промолвил он. — Полагаю, лучше показать.

Он приблизил к ней лицо и, прежде чем она успела возразить, запечатлел на ее губах поцелуй. Все мысли о сопротивлении в тот же миг улетучились. Даже боль в лодыжке растаяла в огне поцелуя.

Нащупав лацканы его сюртука, Дейзи привлекла его к себе. Люциан углубил поцелуй, исследуя языком тепло ее рта. Его рука, ласкавшая ее лицо, переместилась на шею.

Люциан целовал ее — Дейзи, — а не Бланш. Он уже проделал это однажды, но лишь затем, чтобы доказать свою правоту. Но этот поцелуй был настоящим, искренним.