Раньше в поварнях держали котов — огромных, сытых, ленивых, — но никто из дворцовой прислуги не помнил, чтобы они покидали уютную кухню ради пустых высоких залов, да и неприятностей никаких от них не было, если не считать мелкого воровства. Сейчас бедные мурлыки были с позором изгнаны, а те, кто сдуру вернулся к когда-то родному очагу, выловлены и безжалостно утоплены. Не помогло. Дворец буквально провонял кошками, которых слышали все, но почти никто не видел.

Заколотив окна и двери, Пьер принялся за прислугу, полагая, что кто-то из сторонников прежнего короля по ночам запускает кошек через потайную дверь. Дворецкие были заменены, а те, на которых показали, что они любили Тагэре, брошены в тюрьму, по ночам дворец обходили гвардейцы и синяки. Они никого не встречали, но впереди и позади патрулей что-то мяукало, шипело, царапало, шуршало…

Судебные заклинатели разводили руками — они не чувствовали никакой магии. По мнению магов, во дворце Анхеля Светлого буянили обычные, хоть и плохо воспитанные кошки, только вот собаки, ненавидящие мявкающее племя, почему-то преспокойно спали в тех комнатах, из которых доносились кошачьи вопли.

— Если вы не справитесь с вонью, — махал пальцем Пьер, — окажетесь в тюремном замке. Я не потерплю, чтобы…

«А что я могу сделать? — с тоской подумал гофмейстер. — Что?!»

2895 год от В.И.

7-й день месяца Звездного Вихря

АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

Знакомый горбатый мостик, укутанный белым пушистым снегом, и вокруг него толпились знакомые разлапистые вязы, поднимавшие к желтому закатному небу опустевшие грачиные гнезда, и зеленые шары омелы. Куропаточная была слишком быстрой, чтобы сдаться в самом начале зимы, и среди белых берегов весело струилась темная, прозрачная вода.

— Вот мы и дома, Эгон. — Клотильда Гран-Гийо впервые за полтора месяца почувствовала себя спокойно. — Как хорошо!

— Гран-Гийо — лучшее место в мире, — со счастливой улыбкой согласился барон, поправляя сползший на глаза бархатный берет. — Правду сказать, я тоже места себе не находил. Все куда гаже, чем думалось, а уж этот ублюдок… Но кошки-то, кошки. — Эгон раскатисто захохотал, припоминая подробности коронации. — Ни один враг так бы Тартю не ущучил, как эти хвостатые. Не видел бы сам — не поверил!

— А если это были не просто кошки? — спросила жена.

— То есть? — Эгон выглядел удивленным. — Кошки как кошки… Или ты думаешь, кто-то их обучил, но эти твари людей не слушают.

— Я про то, что на арцийском троне не может сидеть бастард.

— А… Но сел же и сидит, Проклятый его побери. И будет сидеть, пока мы его не пнем. Я кое с кем говорил… Не бойся, никто ни о чем не догадывается, мы просто поболтали о том о сем, сколько лет не виделись! Тартю никому не нравится, а ифранцы и капустницы тем более, но пока дальше болтовни под атэвское не заходит… О, гляди-ка, — барон указал пальцем на небольшую фигурку, выскочившую на мост. — Проклятый меня побери, Шарло!

— Анри, Эгон, — мягко поправила женщина, — мы же решили…

— Это я от радости. — Барон пришпорил коня. Он и впрямь был рад видеть мальчишку, к которому успел привязаться, и, кроме того, не дело, если встречу «отца» с «сыном» подсмотрят хотя бы слуги. Фарни с Шарло поладили сразу же, но назвать барона отцом у парня не получалось, хотя он и понимал, что это необходимо. Эгон соскочил с лошади и подхватил подбежавшего Шарло на руки. Во-первых, ему этого хотелось, а во-вторых, пусть видят те, кто сзади!

— Здравствуйте, сигнор Эгон… Как хорошо, что вы вернулись. — А ведь он и вправду рад! Рад, Проклятый побери! Первая жена барона заболела сразу после свадьбы, детей у него не было, и в свалившихся с неба королевских бастардах Фарни обрел долгожданных сына и дочь. Ум пытался с этим спорить, но большое сердце барона всякий раз брало верх.

— Здравствуй, Шарло… Ты не забыл, что ты Анри?

— Нет, я… — мальчик улыбнулся, — я все ном-ню… Никто не догадался и не догадается. Сигнор… Я вас ждал не только потому, что соскучился. У нас гости. Они в лесу пока, то есть не все в лесу, монах в замке…

— А маркиз Гаэтано и атэв?

— Сигнор Эгон!

— Я не колдун. — Проклятый, какой славный денек! — Мне в Мунте рассказали, как Кэрна разделался с Аганном и что с ним были атэв и эрастианец. Ну а раз маркиз привез вас в Гран-Гийо, он должен был вернуться.

— Он про Аганна не говорил, — просиял серыми глазами мальчик, — он его убил?

— Хуже. Но тот заслужил. Где Кэрна?

— Здесь, мы с ним вместе ждали за можжевельником.

— Я к нему, а ты давай к… — барон замялся, — только не забудь, что баронесса — твоя мать.

— Конечно. — Шарло кивнул. С Клотильдой ему было легче — своей матери мальчик не знал, и это слово для него ничего не значило. «Анри» спокойно называл Ильду матушкой.

Проводив «сына» взглядом, Фарни двинулся к зарослям можжевельника. Стройный человек в дарнийском плаще сидел на каком-то обрубке; услышав шорох, он стремительно вскочил, отбросив капюшон. Эгон не видел мирийца со ставшего теперь легендой турнира. Кэрна почти не изменился и вместе с тем изменился разительно.