Пьянчуга оказался смышленым и, дав знак стражникам, повел строптивого гостя внутрь цитадели. Внутри Речной Замок выглядел сносно, но отчего-то Базилю ужасно не понравился. Все — узкие переходы, стрельчатые окна, забранные витражами, факелы в гнездах, выполненных в виде лап каких-то зверей, — казалось тревожным ц предательским, а может, он просто был пьян. На одной из лестниц они встретили высокого воина в молочно-белом. Граф догадался, что это «наставник» Филиппа и Александра. Он его видел один раз и вряд ли узнал бы в другом месте и в другой одежде — лицо циалианского рыцаря не принадлежало к числу запоминающихся.

Белый был явно удивлен и раздосадован, но Базиль не дал ему даже рта раскрыть.

— Я пришел повидать моих братьев, сигнор, и я их увижу.

— Но…

— Никаких «но», — поднял бровь Базиль. — Вы меня не остановите. После Лося Олень — животное мелкое.

Если рыцарь и хотел помешать, то передумал.

— Я и не думаю вас останавливать, хоть вы и явились поздно, никого не предупредив, и пьяным. Но я понимаю ваше желание после того, что вы пережили, повидать родных, ведь вам завтра в путь.

— Вы прекрасно осведомлены, сигнор. А пьян я ровно настолько, насколько нужно, чтобы не бояться затеять ссору.

— Ссоры не будет, — резко ответил циалианец, — проходите.

Базилю не понравилось, что дверь в покои Филиппа и Александра запиралась снаружи, но выяснять отношения было не с кем. Циалианец повернул ключ и исчез, разговор был окончен. Граф Мо пожал плечами и толкнул дверь. Братьям будущей королевы отвели угловую башню. Из обширной приемной со стенами, увешанными допотопным оружием, и камином, в котором можно было зажарить целого кабана, виднелись три двери. Одна была распахнута, там горел огонь и слышался голос. Базиль еще раз пожал плечами — мать не раз выговаривала ему за эту привычку, — бросил мокрый плащ на пустующее, довольно-таки потертое кресло и пошел на свет.

Алек лежал на кровати и болтал ногами. Филипп читал ему вслух — разумеется, про Леонарда. Младший брат за прошедшие месяцы потолстел, старший — осунулся. Услышав шаги, он захлопнул книгу и резко обернулся. В больших синих глазах застыло удивление, сменившееся с трудом сдерживаемой яростью.

— Здравствуйте, братья, — граф отвесил нарочито церемониальный поклон, — неужели вам так противно меня видеть?

— Нет, — Алек, улыбаясь, вскочил и подбежал к гостю, — а как ты вернулся?

— Верхом, — сообщил Базиль, в горле которого отчего-то запершило.

— Хорошо, — обрадовался Алек, — я всем говорил, что тебя не убьют.

— И оказался прав.

— Почему тебя впустили? — резко спросил Филипп.

— Сначала я пригрозил пьянице мечом, а потом объяснил кое-кому разницу между Лосем и оленями. Как вы тут?

— Мне тут не нравится, — улыбка Алека погасла, — нас никуда не выпускают. Сигнор Арвэль говорит, что сначала мы должны закончить образование.

— Врет, — заявил Базиль и повернулся к Филиппу, — я понимаю, что ты разочаровался в Лосе, но он раздумал меня казнить. Я видел Луи Трюэля и Мориса Шаотана. Оба в Гваре…

Он не знал, о чем с ними говорить. По крайней мере, с обоими сразу. Филиппу следовало бы сказать про Кэрну и предостеречь от нападок на Тартю, но Алек мог проболтаться. С Алеком он бы пошутил и повалял дурака, но под настороженным, неприязненным взглядом Филиппа это не получалось. Зачем он сюда пришел, собственно говоря? Просто потому, что больше идти некуда, только и всего.

Базиль оживленно рассказывал о путешествии и эскотских обычаях и первый же смеялся своим шуткам. Потом расспросил братьев о житье в Речном Замке. Их прятали от людей — видимо, чтобы никто не вспомнил, что по закону, если Пьер уничтожит акт о вступлении Александра на престол и представленные священником доказательства женитьбы покойного короля на какой-то там Клотильде, королем становится Филипп. Да, пока кузен — несовершеннолетний, и Тартю с матушкой могут считаться регентами, но потом… Потом дурака придется спасать, а он, как назло, пользуется каждым удобным случаем, чтобы дразнить гусей.

— Все читаешь? — Базиль кивнул на книгу, не придумав ничего лучшего, чем вернуться к старому спору. — Сам с ума сошел и брата сводишь?

— Если я не научу Алека, что значит честь, это не сделает никто.

Проклятый, сначала надо выбраться отсюда, с честью ли, без нее ли… Свадьба в конце зимы. На нее он приедет, иначе это будет нарушением этикета, и к этому времени нужно что-то придумать. Как некстати, что мальчишки сейчас вместе!

— Так и сидите под одной крышей?

— Нет, уроки у нас в разное время и с разными учителями, — сообщил Алек. — Ты когда уезжаешь?

— Завтра, вернусь к Нориной свадьбе. Филипп, когда закончишь обсасывать Леонарда, почитай про Эжьера. Помнится, рассказ о нем в той же книжке.

— Про клятвопреступника я ничего не желаю знать!

— А ты все-таки почитай. Почитай и подумай. Иногда больше чести — нарушить клятву, чем сохранить.

— Кто это сказал? — подозрительно осведомился Филипп.

— Луи Трюэль, хотя, возможно, он лишь повторил слова деда.

Больше говорить было не о чем. На смену возбуждению пришла усталость, Базиль, дивясь своей сентиментальности, чмокнул Алека в лоб и зачем-то подал руку Филиппу. Тот долго, очень долго смотрел на брата, потом медленно протянул руку. С чего бы это? Базиль делано засмеялся и вышел. Назад его провожал все тот же караул-декан. Убедившись, что в коридоре ни души, Базиль снял с пояса туго набитый золотом кошелек. Этой взятки хватило бы на два десятка пьяниц, но граф Мо никогда не был жадным.