– Молчите! – произнес фермер, стиснув незнакомцу руку. – Ни слова об этом.

– Почему же? – возразил незнакомец. – Ведь я говорю об этом, чтобы помочь тебе отомстить.

– Тогда, – сказал Бийо, побледнев и вместе с тем улыбаясь, – тогда дело другое, давайте поговорим.

Питу не думал больше о еде и питье, он смотрел на незнакомца, словно на колдуна.

– И как же намерена действовать твоя месть? – с улыбкой продолжал иностранец. – Скажи. По-крохоборски, расправой с отдельным человеком, как ты уже пытался однажды?

Бийо стал бледней мертвеца; Питу чувствовал, как по всему телу его пробежала дрожь.

– Или ты собираешься преследовать всю касту?

– Собираюсь преследовать всю касту, – сказал Бийо, – потому что преступление одного человека – это их общее преступление; и господин Жильбер, которому я жаловался, сказал мне: «Бедняга Бийо, то, что случилось с тобой, случилось уже с сотнями тысяч отцов! Чем еще заниматься дворянам, если в молодости не похищать девушек из простонародья, а в старости не тянуть деньги из короля?.

– Вот как! Жильбер тебе это сказал?

– Вы его знаете?

Незнакомец улыбнулся.

– Я знаю всех людей, – сказал он, – и тебя, Бийо, фермера из Писле, и Питу, капитана арамонской национальной гвардии, и виконта Изидора де Шарни, бурсоннского сеньора, и Катрин.

– Я тебе уже говорил, брат, чтобы ты не произносил этого имени.

– Почему же?

– Что же с ней стряслось?

– Она умерла!

– Да нет же, она не умерла, папаша Бийо, – вскричал Питу, – ведь…

И с языка у него чуть не сорвалось: «Ведь я знаю, где она находится, и каждый день с ней вижусь., но Бийо твердым, не допускавшим возражений тоном повторил:

– Она умерла!

Питу склонил голову; он понял.

Быть может, Катрин была жива для других, но для него, отца, она умерла.

– Так, так! – воскликнул незнакомец. – Будь я Диогеном, я потушил бы свой фонарь: полагаю, что я встретил человека.

Затем он встал, протянул Бийо руку и сказал:

– Брат, пойдем, прогуляемся немного, а этот славный молодой человек тем временем допьет свою бутылку и расправится с колбасой.

– Охотно, – отвечал Бийо, – я начинаю понимать, что ты хочешь мне предложить.

И, взяв незнакомца под руку, он сказал, обратившись к Питу:

– Жди меня здесь, я вернусь.

– Знаете ли, папаша Бийо, – возразил Питу, – если вас долго не будет, я заскучаю! У меня осталось всего полбутылки вина, огрызок колбасы да тонкий ломтик хлеба.

– Ладно, славный Питу, – отозвался незнакомец. – Масштабы твоего аппетита нам известны, и мы пришлем тебе чего-нибудь такого, чтобы ты набрался терпения, дожидаясь нас.

И в самом деле, не успели незнакомец с Бийо скрыться из виду за углом стены из зелени, как на столе перед Питу возникли новая колбаса, второй каравай и третья бутылка вина.

Питу ничего не понял из того, что произошло; он был весьма удивлен и в то же время сильно встревожен.

Но удивление и тревога, как и все вообще чувства, крайне обостряли в нем чувство голода.

Итак, Питу под воздействием удивления, а главное, тревоги ощутил непреодолимую потребность отдать должное принесенным ему яствам и с пылом, который мы за ним уже знаем, утолял эту потребность до самого прихода Бийо, который вернулся один и молча, но с просветлевшим лицом, в котором отражалось чувство, напоминавшее радость, опустился на стул напротив Питу.

– Ну, что? – спросил тот у фермера. – Какие новости, папаша Бийо?

– Новости такие, что завтра ты, Питу, отправишься домой один.

– А вы как же? – спросил капитан национальной гвардии.

– Я? – отозвался Бийо. – Я остаюсь.

Если наши читатели пожелают – поскольку с событий, о которых мы только что поведали, миновала целая неделя, – итак, если наши читатели пожелают вновь встретиться кое с кем из главных действующих лиц нашей истории, лиц, которые не только играли роль в прошлом, но и предназначены играть ее в будущем, мы приглашаем их присесть у фонтана на улице Платриер, к которому приходил когда-то мальчик Жильбер, гость Руссо, чтобы обмакнуть в его воду свой черствый хлеб. Оказавшись здесь, мы поведем наблюдение и пойдем за одним человеком, который вскоре должен здесь оказаться, и мы узнаем его, но уже не по форменному платью представителя от провинций – платью, которое после отъезда ста тысяч депутатов, присланных Францией, неизбежно привлекло бы к себе повышенное внимание окружающих, а наш герой отнюдь не стремится к этому, – но в простом и более привычном наряде богатого фермера из парижских окрестностей.

Теперь уже, наверно, читатель и сам понял, что герой этот – не кто иной, как Бийо; он шагает по улице Сент-Оноре мимо решеток Пале-Рояля который с недавним возвращением герцога Орлеанского, более восьми месяцев пробывшего в лондонском изгнании, вновь обрел свое ночное великолепие, – сворачивает налево, на улицу Гренель, и без колебаний устремляется по улице Платриер.

Однако, поравнявшись с фонтаном, у которого мы его поджидаем, он нерешительно останавливается, но не потому, что ему не хватает духу, тем, кто его знает, хорошо известно, что, если отважный фермер решил идти хоть в самый ад, он пойдет туда не бледнея, – но явно потому, что нетвердо знает дорогу.