– Во имя распятого Сына клянись разорвать земные узы, связующие тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, родней, друзьями, любовницей, королями, благодетелями и со всеми людьми, кому бы ты ни обещал в прошлом своего доверия, послушания, благодарности или службы.

Голосом, быть может более твердым, чем голос председателя, Бийо повторил те слова, которые тот ему подсказал.

– Хорошо, – продолжал председатель. – С этой минуты ты освобожден от упомянутой присяги отчизне и законам. Поклянись теперь открывать новому, признанному тобою вождю все, что увидишь и сделаешь, прочтешь или услышишь, о чем узнаешь или догадаешься, а также выведывать и разузнавать то, что не обнаружится само.

– Клянусь! – повторил Бийо.

– Клянись, – подхватил председатель, – чтить и уважать яд, железо и огонь как быстрые, надежные и необходимые средства к очищению мира истреблением всех тех, кто стремится принизить истину или вырвать ее из наших рук.

– Клянусь! – повторил Бийо – Клянись избегать Неаполя, избегать Рима, избегать Испании, избегать всех проклятых земель. Клянись избегать искушения открыть кому то ни было увиденное и услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, настигнет тебя повсюду, где бы ты ни спрятался, невидимый и неизбежный кинжал.

– Клянусь! – повторил Бийо.

– А теперь, – сказал председатель, – живи во имя Отца, Сына и Святого Духа!

Укрытый в тени брат отворил дверь крипты, где, ожидая, покуда свершится процедура тройного приема, прогуливались низшие братья ордена.

Председатель подал Бийо знак, тот поклонился и пошел к тем, с кем отныне был связан страшной клятвой, которую сейчас произнес.

– Номер второй! – громким голосом провозгласил председатель, едва за новым адептом затворилась дверь.

Драпировка, закрывавшая дверь в коридор, медленно приподнялась, и вошел молодой человек, одетый в черное.

Он опустил за собой драпировку и остановился на пороге, ожидая, пока с ним заговорят.

– Приблизься, – велел председатель.

Молодой человек приблизился.

Как мы уже сказали, он был совсем молод – лет двадцати, от силы двадцати двух – и благодаря белой, нежной коже мог бы сойти за женщину. Огромный тесный галстук, какие никто, кроме него, не носил в ту эпоху, наводил на мысль, что эта ослепительность и прозрачность кожи объясняется не столько чистотой крови, сколько, напротив, какой-то тайной неведомой болезнью; несмотря на высокий рост и этот огромный галстук, шея его казалась относительно короткой; лоб у него был низкий, верхняя часть головы словно приплюснута. Поэтому спереди волосы, не длиннее, чем обычно бывают пряди, падающие на лоб, почти спускались ему на глаза, а сзади доставали до плеч. Кроме того, во всей его фигуре чувствовалась какая-то скованность автомата, из-за которой этот молодой, едва на пороге жизни, человек казался выходцем с того света, посланцем могилы.

Прежде чем приступить к вопросам, председатель несколько мгновений вглядывался в него.

Но этот взгляд, полный удивления и любопытства, не заставил молодого человека потупить глаза, смотревшие прямо и пристально.

Он ждал.

– Каково твое имя среди профанов?

– Антуан Сен-Жюст.

– Каково твое имя среди избранных?

– Смирение.

– Где ты увидел свет?

– В ложе ланских Заступников человечества.

– Сколько тебе лет?

– Пять лет.

И вступивший сделал знак, который означал, что среди вольных каменщиков он был подмастерьем.

– Почему ты желаешь подняться на высшую ступень и быть принятым среди нас?

– Потому что человеку свойственно стремиться к вершинам и потому что на вершинах воздух чище, а свет ярче.

– Есть ли у тебя пример для подражания?

– Женевский философ, питомец природы, бессмертный Руссо.

– Есть ли у тебя крестные?

– Да.

– Сколько?

– Двое.

– Кто они?

– Робеспьер-старший и Робеспьер-младший.

– С каким чувством пойдешь ты по пути, который просишь перед тобой отворить?

– С верой.

– Куда этот путь должен привести Францию и мир?

– Францию к свободе, мир к очищению.

– Чем ты пожертвуешь ради того, чтобы Франция и мир достигли этой цели?

– Жизнью, единственным, чем я владею, потому что все остальное я уже отдал.

– Итак, пойдешь ли ты сам по пути свободы и очищения и обязуешься ли по мере отпущенных тебе сил и возможностей увлекать на этот путь всех, кто тебя окружает?

– Пойду сам и увлеку на этот путь всех, кто меня окружает.

– И по мере отпущенных тебе сил и возможностей ты будешь сметать все препятствия, которые встретишь на этом пути?

– Буду сметать любые препятствия.

– Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, порвешь ли ты с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?

– Я свободен.

Председатель обернулся к шестерым в масках.

– Братья, вы слушали? – спросил он.

– Да, – одновременно ответили шестеро членов высшего круга.

– Сказал ли он правду?