Шрифт:
– Берег!
– Земля! – раздались в то же время крики по всему каравану.
– Земля!
Разин с товарищами сошлись на носу струга возле Сукнина. Справа по ходу стругов лежал пологий, холмистый берег, и среди низкорослых зарослей кипариса и каких-то кустарников кольцами уходил к вершине холма широко раскинутый город с крепостными стенами и башнями минаретов.
– Твердыня! – протянул Черноярец.
– Тоже люди живут, бога молят, – в задумчивости сказал Сережка Кривой.
– Какие тут люди! Зверье! – откликнулся старый Кузьма-рыболов. – Отсюда подале держаться! Тут и есть невольничий торг, мучительский город Дербень. Тут меня самого за шашнадцать полтин продавали на муку...
– Эх, сила была бы! Разбить бы его к чертям! – воскликнул Сережка.
– Десять! Десять! – кричал казак, кидая веревку с грузом на дно моря.
– Влево, что ль, Федор, пока, от греха? – подсказал Разин.
– Лево держи-и! – протяжно крикнул Сукнин.
– Лево держи-и! – подхватили по стругам крикуны, передавая атаманский приказ.
Паруса заполоскали под ветром, меняя растяжку: становые снасти спустили углы парусов, отпускные [Старое волжское и каспийское название; станова снасть – галс, отпускная – шкот], крепко подтянутые и заклюнутые на шпынях, перетянули их наискось, загребая ветер от берега. На угол вздутые паруса понесли струги в глубь моря на межень, от восхода к полднику. Солнце садилось за далекие горы, отбросив вдоль берега по морю длинную тень, а впереди стругов вдалеке еще ярко сверкали волны под солнечными лучами.
Струги на веселой косой волне покачивало с боков. Кое-кого из казаков опять замутило от качки...
– Первое дело, когда качает, поесть плотней. Каши с мясом, чтоб брюхо было полно! – подсмеивался Сукнин.
Запасов больших в караване не было. Животы подтянулись.
– А что же, плотней так плотней! – вдруг решительно подхватил Разин. – Вари посытнее мясное варево, потчуй! – приказал он Сергею.
– Степан Тимофеич! У нас всего на каждых два ста казаков по бочонку солонины осталось, – напомнил Сергей.
– А на что беречь?! Вели греть котлы да варить, – твердо сказал Степан. – Сколь вина в караване?
– Бочка всего.
– Всю раздать и бочку – в волну... И кашу вари изо всей...
Часа через два караван пировал, уходя под полной луной в открытое, казавшееся бескрайным, ясное и шумливое море. Атаман приказал всем после еды отдыхать.
– Десять! Десять! – измеряя глубь, покрикивал с кормы казак.
– Спускай паруса, трави якоря! – прокричали по всему каравану.
– Задумал чего-то Стяпан Тимофеич, – шепнул Сергей Черноярцу.
Тот не ответил.
Уже часа три Разин недвижно стоял на носу струга, в молчанье глядя в воду. Казаки, покончив с едой, спали вповалку, положив на колени и на плечи друг другу тяжелые от усталости головы. Паруса были спущены.
Волны качали суда, погромыхивая цепями якорей. Караван стоял на широкой осереди в открытом ночном море.
Вдруг атаман повернулся.
– Иван! – позвал он Черноярца.
Тот, хватаясь за снасти, качаясь и хлюпая табачной трубкой, подошел к атаману.
– Дай потянуть, – сказал Разин.
Он взял из рук Черноярца трубку и затянулся горьким, крепким дымом.
– Поганое зелье, – сказал, отдавая трубку. – Завтра иной табачок запалим: турский будет...
– Отколе? – спросил Черноярец с деланным удивлением. Он давно научился ловить на лету мысль Степана, но знал, что тот любит всех поражать своей выдумкой.
Степан рассмеялся.
– Хитришь, есаул! То под землю на три аршина видишь, а то на ладони не разглядел!..
– Будить казаков, что ли? – с усмешкой спросил Черноярец.
Степан поглядел на луну.
– За полночь двинуло... Что же, давай подымать, Федор Власыч! – окликнул Разин Сукнина. – Время за полночь. На ветер тяжко грести, ан... надо поспеть до света к Дербени...
Сукнин схватил атамана за плечи и затряс, прижимая крепким объятием к сердцу.
– Угадал я тебя, окаянная сила! – воскликнул он с радостью.
– Что ж тут дивного?! Ты меня угадал, я – тебя. Сердце сердцу без слова скажет...
– Вздынай яко-ря-а-а! – радостно крикнул во всю грудь Сукнин.
– Взды-на-ай яки-ря-а-а-а! – подхватили по каравану крикуны.
Казаки очнулись, отоспавшиеся, бодрые после плотной еды. Спросонья потягивались, ежились от ночного морского холодка.
– Замерз, Тимофей Степаныч Кошачьи Усищи? – поддразнил Разин Тимошку. – Теперь греться будешь. Садись на весло, а зипун кидай под себя, чтобы зад не стереть.
– На стругах! Голос слуша-ай! – крикнул Сукнин. – Весла в воду! За мной гусем, насупротив ветра давай выгребайся!
– Насупротив ве-етра да-ва-ай выгреба-ай-ся-а-а!.. ай... бай-ся-а-а-а! – далеко в море откликнулись крикуны.