Фиалк опускался ниже, летел над вытоптанной землей, над горами песка на месте лугов и рощ. Мы удалялись от замка – в сторону скал.

– Куда мы…

Я замолчала. Я поняла куда.

– Он меня беспокоит, – признался Оберон.

– Он никогда больше…

– Я другое имею в виду. Расскажи, как случилось, что некромант отказался от своего войска?

Меня передернуло от этого воспоминания. Мертвое лицо, пятнистые руки с шишковатыми пальцами непомерной длины. Ужас в глазах…

Пока я рассказывала, Фиалк преодолел половину расстояния до черного замка. Оберон слушал, не снимая ладони с моего плеча.

– Он сделал это по собственной воле?

– Что? А… да.

– Если бы ты не была свидетелем – я бы не поверил. Видишь ли, ни один из некромантов – ни моих знакомых, ни описанных в книгах – не распускал свое войско во время боя. Это против их природы. Это невозможно.

– Но Макс так сделал!

Мы уже летели над скалами – изуродованными, потерявшими половину своих гордых пиков. В расщелинах грудами лежал грязный песок – и ни одного мертвого многонога.

– Я верю, что Макс это сделал… Думаю, до сих пор ни один некромант не боялся так панически своего войска. Они превращались в чудовищ, будучи уверены, что могущественны и прекрасны, – в голосе короля скользнул ледок.

– Ваше величество, он хотел как лучше.

– Я знаю.

– Мы думали… – Я запнулась. – Дело в том, что мы совсем запутались, мы не знали, как вас вернуть, а Саранча стояла уже у порога…

– Понимаю.

– Тогда Макс… Это от отчаяния. Чтобы хоть как-то спасти Королевство.

– Ну да.

Уже видны были ворота. Фиалк сбавил ход.

– Ваше величество, а если бы он не распустил войско? Не сдал бы назад в последнюю секунду – у него… был хоть какой-нибудь шанс одолеть Саранчу?

– Почему – «какой-нибудь шанс»? Он бы точно ее одолел. Очень сильный парень, способный, с железной волей. Тонкие законы Королевства подчинились бы ему, он стал бы настоящим властителем-некромантом…

Меня затрясло от холодного ветра, хотя солнце, поднимаясь все выше, жарило немилосердно.

– Ваше величество, он отступил не из страха. Я точно знаю. Он преодолел свой страх перед мертвецами.

– Тогда почему он отступил?

Факелы по-прежнему горели вдоль дороги. Нас заметили; от ворот замка бежали люди, швыряли в небо шапки, береты, шлемы, и радостный потрясенный рев перекрывал шум ветра в ушах.

– Именем Оберона, – сказала я еле слышно.

Фиалк описал круг над дорогой, где еще недавно мы втроем стояли насмерть. Внизу вопили от радости, прыгали, плакали, какой-то молодой ополченец прошелся колесом. Они кричали «Слава королю!», «Слава Оберону!», а ведь еще сутки назад они его знать не знали…

Максимилиана среди ликующих не было. Сколько я не искала его глазами – тщетно.

Фиалк опустился перед крыльцом, и сразу вокруг сомкнулась толпа.

– Беги, – шепнул мне король. – Найди его, быстро.

Я соскользнула с седла и, проталкиваясь сквозь толпу обалдевших от радости солдат, кинулась в замок.

Он был в большом зале – там, где погиб принц-деспот. Черный пол, вымытый до блеска, казался огромной грифельной доской. Некромант, похожий на тощего черного паука, ползал, ведя мелком, тянул одну непрерывающуюся линию. На черном камне белел рисунок, похожий на огромный отпечаток пальца.

Я сразу поняла, что он делает. Ведьмина печать. Максимилиан открывал проход в мир, откуда сам сбежал еще мальчишкой, – жуткий мир, где жить нельзя.

– Стой, где стоишь, – пробормотал он, не отрываясь от работы.

– Макс, послушай…

– Я не собираюсь говорить с королем. Я не собираюсь смотреть ему в глаза. Нам тесно в одном мире. Лучше уйду я.

– Там царствует принц-чума! Ты что, забыл?!

– Отличное место для некроманта.

– Для некроманта, но не для тебя!

Его рука дернулась. Длинные, нечеловеческие пальцы, так и не вернувшие прежний облик, крепче сжали мелок.

– Не мешай мне… Не отвлекай!

– Я знаю, почему ты отпустил своих мертвецов! Потому что…

В этот момент он закончил рисовать, отшвырнул мелок и вскочил.

Я уже видела, как работает Ведьмина печать. Максимилиан щелкнул своими жуткими пальцами, меловые линии задрожали и стали таять. В полу открылась черная дыра – будто канализационный люк.

– Макс, погоди! Одну минуту! Только минуту, пожалуйста!

Стоя на краю дыры, он повернул голову.

Его белые волосы спутались, потеряли обычную гладкость, глаза ввалились, веки распухли. Он не спал все это время, поняла я. Не спал, думал, мучился.