– Макс… Ты ведь не забыл Оберона.

– Зато я занял его трон.

– Но ты не забыл его.

– Зато поднял войско мертвецов!

– Ты его помнил! Когда его забыли друзья, сын, все на свете – ты его помнил! Ты пришел за мной, потому что хотел вернуть его, и не ври!

Он помотал тяжелой всклокоченной головой:

– Некроманта не переделать. Я останусь самим собой. За Печатью меня ждут работа, карьера…

Ему хотелось казаться спокойным и дерзким. Черный проем дрогнул – и потихоньку стал сжиматься, как замерзающая лужица.

– Я буду тебя вспоминать, маг дороги, – сказал он сквозь зубы. – Ленка. Друг.

И занес ногу над пустотой.

Что я могла сделать?

Отшвырнуть его потоком ветра из посоха? Оглушить? Он бы успел, наверное, среагировать: как маг он не уступал мне, а скорее всего, был сильнее.

И вот я стояла и просто смотрела, как он последние секунды медлит на краю. Сейчас он шагнет, его нога провалится в пустоту, потусторонний мир начнет засасывать Максимилиана, быстро, жадно, по пояс, по грудь…

– Ты же не сделал отмычку!

Уходя за Печать, маги берут с собой ключ, чтобы вернуться, – отпечаток пальца на воске. Максимилиан не ответил, и я поняла: он специально не взял с собой оттиск, чтобы не было соблазна. И еще потому, что обитатели мира за Печатью только и мечтают, чтобы пробраться в наш мир и переделать его по своим законам…

Максимилиан стоял. Проем смыкался. Я поняла, чего он ждет: он хочет прыгнуть туда, не оставив себе шанса на возвращение, протиснуться сразу перед тем, как сомкнется окно…

– Макс, – сказала я. – Это ты вернул короля, когда сражался его именем.

Он заметно вздрогнул. Потянулся рукой к расколотой монетке, до сих пор висевшей у него на груди.

– Бижутерия не имеет значения, – шепотом сказала я. – Здесь другая магия. Совсем другая.

В его воспаленных глазах в первый раз появилась надежда.

– Именем Оберона, – сказала я так громко, как только могла, и голос мой запрыгал под сводами зала. – Отойди от этой штуки, Макс. Два шага назад.

Понятия не имею, о чем они говорили.

Уже и солнце село. Ополченцы, солдаты, стражники коротали вечер у костров: очень громко смеялись, в этом смехе слышалось, кроме радости, смущение. Я сидела одна на берегу озера – очень красиво играли блики на воде, потом погасли. Плескалась рыба. Я сидела на камне, подстелив сложенный вчетверо плащ, и ждала, обхватив себя за плечи.

Оберон и Максимилиан разговаривали один на один. С тех пор как некромант, будто зачарованный, отступил от черной дыры в полу – все для меня происходило будто в дымке. Сидя на берегу озера, я прокручивала в памяти все, что было, и понимала больше, чем раньше.

Белый луч из королевского посоха.

«Лена, мы победили раньше».

Туманная Бабища, огромная, жуткая, до потолка. Черный бич в руке короля.

Запрокинутое лицо князя Сарана.

«Это ваша победа. Твоя. Гарольда. И этого странного парня, некроманта. Я не могу до сих пор понять, что там случилось».

Теперь-то Оберон, наверное, знает.

Почему так долго беседуют Максимилиан и король?

За спиной послышались шаги. Я вскочила; от замка по узкой тропке спускался Оберон.

– Что же ты сидишь здесь, холодно у воды… Идем, Максимилиан обещал нам блинчики, хотя как пауки могут готовить тесто, я не совсем понимаю…

– Ваше величество?

– Лена… Ты ведь еще не уходишь?

Мне сделалось не по себе от мысли, что один шаг – и я окажусь на темной лестнице старого пыльного дома, пролетом ниже от двери алхимика, обитой дерматином. Алхимик негодяй, но он все-таки нам помог…

– Нет. Пока еще не ухожу.

– Хорошо… Мне надо будет с тобой поговорить. Но не сейчас. Сейчас для меня это слишком… тяжело.

Это говорил король, разбивший Саранчу одним ударом, изгнавший Туманную Бабищу, король, одно имя которого оказалось великим оружием!

– Ваше величество, – тихо сказала я. – Есть вещи, о которых не надо говорить. Мы не можем их отменить, потому что они уже случились… Но помолчать о них вы можете в любую секунду. Я всегда вас пойму.

Он долго молчал. Небо совсем погасло.

– Ты стала совсем большая.

– Все равно меньше всех в классе.

– Пожалуйста, никогда больше не ходи на изнанку. Никогда!