Гарольд молча перебирал спутанные петли. Руки у него все сильнее тряслись.

– Лена. Это какое-то злое колдовство.

– Это изнанка.

– Тогда что со мной?

– Это изнанка… Смотри.

Я сняла с пояса Швею. В игольном ушке красным ручейком струилась нитка Оберона, светилась в тумане, подрагивала и пропадала без вести в опутавшем Гарольда огромном колтуне.

– Ты забыл короля. Даром такое не проходит.

– Это ложь, – сказал он резко. – Наваждение!

Швея в моей руке сильно дернулась. Острие, подскочив, указало Гарольду в лицо – в правый глаз.

– Ты не умеешь владеть мечом, – сказал он глухо.

– Это Швея. Она сама…

Меч в моей руке трясся, почти как отбойный молоток.

– Опусти оружие, – сухо сказал Гарольд.

– Не могу!

– Разожми пальцы.

– Нельзя. Когда Швея шьет…

Я не договорила.

В сказках нередко рассказывается о мечах, имеющих собственную волю и силу. Швея на самом-то деле не была мечом – это я позже поняла. Она была Швеей – иголкой, соединяющей разорванные нити на изнанке. Всякий, кто держал ее за рукоятку, превращался в швейную машинку.

Швея тащила меня за собой, как ребенок волочит утку на колесиках. Фехтовальные приемы у нее строились больше на уколах, чем на ударах – неудивительно при ее-то занятии. Я поняла, что если не соберусь сейчас, не призову на помощь всю свою физподготовку – запястье мне сломают, руку вывихнут, а при случае и отрубят.

Первый удар был направлен Гарольду в лицо. Гарольд уклонился, выхватил свой меч, но все еще недооценивал противника: драться со щуплой девчонкой ему, здоровенному мужчине, никогда еще не приходилось.

Он зазевался и в следующий миг чуть не поплатился ухом. Пролилась первая кровь – тонкой струйкой из пореза; Швея не разменивалась на уступки, она колола и колола, метя Гарольду в живот, в грудь, в шею. Он уклонялся, отступал, и острие Швеи вонзалось в переплетение нитей, и нитка Оберона струилась в игольном ушке. Я видела, как извиваются веревочки-нервы, белесые спутанные струны, как они рвутся, соединяются снова, ворочаются клубком ошпаренных змей. Швея атаковала непрерывно, и я испугалась, что Гарольд сейчас умрет.

– Нет! Стой! Подожди!

Посыпались искры – скрестились два наших клинка. Швея была вполовину меньше Гарольдового меча, удар должен был обезоружить меня – но пальцы не разжались. «Никогда не выпускай рукоятку…»

Вокруг сгущался туман. Мы сражались уже по пояс в его тягучих струях. Я успела подумать: Королева Тумана присутствует здесь, на изнанке, по крайней мере, изнанка ей видима…

Швея клюнула Гарольда в грудь. Он не успел ни уклониться, ни отбить удар. Послышался треск; Гарольд отлетел к стене. Швея, мгновенно потеряв к нему интерес, потяжелела, ткнулась острием в пол и вывалилась из моей руки. Красная нитка исчезла в тумане.

Гарольд стоял, глядя на меня.

– Ты ранен?!

Он молчал.

– Гарольд!

С ним что-то творилось. Нитки, оплетавшие его, частью облетели, как осенние листья, частью затянулись, вместо петель образовав тугие узлы. Он стоял, покачиваясь, глядя прямо на меня.

– Руки! – закричала я. – Дай руки! Все имеет две стороны… Выходим, выходим, ну?!

Его лицо расплылось, превращаясь в мое.

Обыкновенная темнота на лицевой стороне мира показалась мне светлой после изнанки. Швея валялась на полу, чистая, без единой щербинки. Рядом лежал меч Гарольда – я испугалась. Он был весь изрубленный и со свежими следами крови.

Моя правая рука повисла, как набитый песком чулок. Плечо мозжило, будто его молотком разбили.

– Гарольд, ты меня слышишь?!

Левой рукой я подхватила посох. Навершие разгорелось, освещая голые стены с выбитыми кирпичами, темный камин, два меча на полу, лицо Гарольда…

И тут случилось самое страшное из всего, что когда-нибудь видела. Его волосы и борода, темные, с дорожками седины, начали белеть у меня на глазах. От корней растекалась белая молочная волна; через несколько секунд Гарольд был полностью седой.

– Гарольд…

– Все в порядке, – сказал он тихо. – Все хорошо… Не бойся. Ты все сделала… Не бойся.

Он сел на пол. Глаза у него были задумчивые.

– Оберон, – сказал он, будто пробуя слово на вкус. – Оберон… Если это было испытание – я его провалил.

– Гарольд…

– Дружище, я помню, как меня зовут… Я забыл… как все прочие. Забыл человека, который…

Он запустил пальцы в свои новые белые волосы.

– Гарольд. Ты седой.

– Правда?

– Ты весь белый!