Когда я вернусь (Полное собрание стихов и песен)
вернуться

Галич Александр Аркадьевич
Шрифт:

МЫ НЕ ХУЖЕ ГОРАЦИЯ

Вы такие нестерпимо ражие, И такие, в сущности, примерные, Все томят вас бури вернисажные,Все шатают паводки премьерные.Ходите, тишайшие, в неистовых, Феями цензурными заняньканы! Ну, а если – не премьер, ни выставок,Десять метров комната в Останкино!Где улыбкой стражники – наставники Не сияют благостно и святочно, Но стоит картина на подрамнике, Вот и все! А этого достаточно! Там стоит картина на подрамнике –Этого достаточно!Осудив и совесть и бесстрашие, (Вроде не заложишь и не купишь их), Ах, как вы присутствуете, ражие,По карманам рассовавши кукиши!Что ж, зовите небылицы былями, Окликайте стражников по имени! Бродят между ражими ДобрынямиТунеядцы Несторы и Пимены.Их имен с эстрад не рассиропили, В супер их не тискают облаточный, «Эрика» берет четыре копии, Вот и все! А этого достаточно! Пусть пока всего четыре копии –Этого достаточно!Время сеет ветры, мечет молнии, Создает советы и комиссии, Что ни день – фанфарное безмолвиеСлавит многодумное безмыслие.Бродит Кривда с полосы на полосу, Делится с соседской Кривдой опытом, Но гремит напетое вполголоса,Но гудит прочитанное шепотом.Ни партера нет, ни лож, ни яруса, Клака не безумствует припадочно, Есть магнитофон системы «Яуза», Вот и все!А этого достаточно!Есть, стоит картина на подрамнике! Есть, отстукано четыре копии! Есть магнитофон системы «Яуза»!И этого достаточно!

«Прилетает по ночам ворон»

Прилетает по ночам ворон, Он бессоницы моей кормчий, Если даже я ору ором,Не становится мой ор громче.Он едва на пять шагов слышен, Но и это, говорят, слишком. Но и это, словно дар свыше, –Быть на целых пять шагов слышным!

ЖУТКОЕ СТОЛЕТИЕ

КРАСНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать, Вот стою я перед вами, словно голенький, Да я с племянницей гулял с тетипашиной, [16] И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.Поясок ей покупал поролоновый, [17] И в палату с ней ходил Грановитую, А жена моя, товарищ Парамонова,В это время находилась за границею.А вернулась, ей привет – анонимочка, На фотоснимочке стою – я и Ниночка. [18] Просыпаюсь утром – нет моей кисочки,Ни вещичек ее нет, ни записочки,Нет как нет,Ну: прямо, нет как нет!Я к ней, в ВЦСПС, в ноги падаю, Говорю, что все во мне переломано, Не серчай, что я гулял с этой падлою,Ты прости меня, товарищ Парамонова!А она как закричит, вся стала черная – Я на слезы на твои – ноль внимания, Ты мне лазаря не пой, я ученая,Ты людям все расскажи на собрании!И кричит она, дрожит, голос слабенький, А холуи уж тут как тут, каплют капельки, И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,И еще тот референт, что из «органов».Тут как тут,Ну, прямо, тут как тут!В общем, ладно, прихожу на собрание, А дело было, как сейчас помню, первого. Я, конечно, бюллетень взял заранееИ бумажку из диспансера нервного.А Парамонова сидит, вся в новом шарфике, А как увидела меня, вся стала красная, У них первый был вопрос – свободу Африке! –А потом уж про меня – в части «разное».Ну как про Гану – все в буфет за сардельками, Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами. А как вызвали меня, я свял от робости,А из зала мне кричат – давай подробности! –Все, как есть,Ну, прямо, все, как есть!Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать, Вот стою я перед вами, словно голенький, Да, я с племянницей гулял, с тетипашиной,И в «Пекин» ее водил и в Сокольники,И в моральном, говорю, моем облике Есть растленное влияние Запада, Но живем ведь, говорю, не на облаке,Это ж только, говорю, соль без запаха!И на жалость я их брал, и испытывал, И бумажку, что от психа, вычитывал, [19] Ну, поздравили меня с воскресением,Залепили строгача с занесением!Ой, ой, ой,Ну, прямо, ой, ой, ой…Взял я тут цветов букет покрасивее, Стал к подъезду номер семь, для начальников, А Парамонова: как вышла, вся стала синяя,Села в «Волгу» без меня, и отчалила!И тогда прямым путем в раздевалку я, И тете Паше говорю, мол, буду вечером, А она мне говорит – с аморалкоюНам, товарищ дорогой, делать нечего.И племянница ее, Нина Саввовна, Она думает как раз то же самое, Она всю свою морковь нынче продала,И домой, по месту жительства, отбыла.Вот те на,Ну, прямо, вот те на!Я иду тогда в райком, шлю записочку, Мол, прошу принять, по личному делу я, А у Грошевой как раз моя кисочка,Как увидела меня, вся стала белая!И сидим мы у стола с нею рядышком, И с улыбкой говорит товарищ Грошева – Схлопотал он строгача, ну и ладушки,Помиритесь вы теперь, по-хорошему.И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку, И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку, Она выпила «дюрсо», а я «перцовую»За советскую семью образцовую!

16

Вариант: Да я с Нинуленькой гулял, с тетипашиной…

17

Вариант: Поясок ей подарил поролоновый…

18

Вариант: Фотоснимок, а на нем – я да Ниночка!

19

Вариант: И бумажку, что я псих, им зачитывал…

Вот и все!

ВЕСЕЛЫЙ РАЗГОВОР

А ей мама, ну, во всем потакала, Красной Шапочкой звала, пташкой вольной, Ей какава по утрам два стакана,А сама чайку попьет – и довольна.А как маму схоронили в июле, В доме денег – ни гроша, ни бумаги, Но нашлись на свете добрые люди:Обучили на кассиршу в продмаге.И сидит она в этой кассе,Как на месте публичной казни,А касса щелкает, касса щелкает, Скушал Шапочку Серый Волк! И трясет она черной челкою,А касса: щелк, щелк, щелк,Ах, веселый разговор!Начал Званцев ей, завмаг, делать пассы: «Интересно бы узнать, что за птица?» А она ему в ответ из-за кассы, – Дожидаюсь, мол, прекрасного принца.Всех отшила, одного не отшила, Называла его милым Алешей, Был он техником по счетным машинам,Хоть и лысый, и еврей, но хороший,А тут как раз война, а он в запасе,Прокричала ночь и снова к кассе.А касса щелкает, касса щелкает, А под Щелковым – в щепки полк! И трясет она пегой челкою,А касса: щелк, щелк, щелк,Ах, веселый разговор…Как случилось – ей вчера ж было двадцать, А уж доченьке девятый годочек, И опять к ней подъезжать начал Званцев, А она про то и слушать не хочет.Ну, и стукнул он, со зла, не иначе, Сам не рад, да не пойдешь на попятный, Обнаружили ее в недостаче,Привлекли ее по сто тридцать пятой.На этап пошла по указу, А там амнистия, и снова в кассу. А касса щелкает, касса щелкает, Засекается ваш крючок! И трясет она рыжей челкою,А касса: щелк, щелк, щелк,Ах, веселый разговор!Уж любила она дочку, растила, Оглянуться не успела – той двадцать! Ой, зачем она в продмаг зачастила, Ой, зачем ей улыбается Званцев?!А как свадебку сыграли в июле, Было шумно на Песчанной, на нашей, Говорят в парадных добрые люди,Что зовет ее, мол, Званцев «мамашей».И сидит она в своей кассе,А у ней внучок – в первом классе.А касса щелкает, касса щелкает,Не копеечкам – жизни счет!И трясет она белой челкою, А касса: щелк, щелк, щелк,Ах, веселый разговор…

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Она вещи собрала, сказала тоненько: «А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою! Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми, А что у папы у ее топтун под окнами, А что у папы у ее дача в Павшине, А что у папы холуи с секретаршами, А что у папы у ее пайки цековские, И по праздникам кино с Целиковскою! А что Тонька-то твоя сильно страшная – Ты не слушай меня, я вчерашняя! И с доскою будешь спать со стиральною За машину за его персональную…Вот чего ты захотел, и знаешь сам, Знаешь сам, да стесняешься, Про любовь твердишь, про доверие, Про высокие, про материи… А в глазах-то у тебя дача в Павшине, Холуи да топтуны с секретаршами, И как вы смотрите кино всей семейкою, И как счастье на губах – карамелькою…»Я живу теперь в дому – чаша полная, Даже брюки у меня – и те на молнии, А вина у нас в дому – как из кладезя, А сортир у нас в дому – восемь на десять… А папаша приезжает сам к полуночи, Топтуны да холуи все тут по струночке! Я папаше подношу двести граммчиков, Сообщаю анекдот про абрамчиков!А как спать ложусь в кровать с дурой-Тонькою, Вспоминаю той, другой, голос тоненький, Уж, характер у нее – прямо бешеный, Я звоню ей, а она трубку вешает… Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино, В Останкино, где «Титан» кино, Там работает она билетершею, На дверях стоит вся замерзшая, Вся замерзшая, вся продрогшая, Но любовь свою превозмогшая, Вся иззябшая, вся простывшая, Но не предавшая и не простившая!

ЛЕНОЧКА

Апрельской ночью Леночка Стояла на посту. Красоточка-шатеночка Стояла на посту. Прекрасная и гордая, Заметна за версту, У выезда из городаСтояла на посту.Судьба милиционерская – Ругайся цельный день, Хоть скромная, хоть дерзкая – Ругайся цельный день, Гулять бы ей с подругами И нюхать бы сирень! А надо с шоферюгамиРугаться целый день.Итак, стояла Леночка, Милиции сержант, Останкинская девочка, Милиции сержант. Иной снимает пеночки, Любому свой талант, А Леночка, а Леночка –Милиции сержант.Как вдруг она заметила – Огни летят, огни, К Москве из Шереметьева Огни летят, огни. Ревут сирены зычные, Прохожий – ни-ни-ни! На Лену заграничныеОгни летят, огни!Дает отмашку Леночка, А ручка не дрожит, Чуть-чуть дрожит коленочка, А ручка не дрожит. Машины, чай, не в шашечку, Колеса – вжик да вжик! Дает она отмашечку,А ручка не дрожит.Как вдруг машина главная Свой замедляет ход, Хоть и была исправная, Но замедляет ход. Вокруг охрана стеночкой Из КГБ, но вот Машина рядом с ЛеночкойСвой замедляет ход.А в той машине писанный Красавец-эфиоп, Глядит на Лену пристально Красавец-эфиоп. И встав с подушки кремовой, Не промахнуться чтоб, Бросает хризантему ейКрасавец эфиоп!А утром мчится нарочныйЦК КПССВ мотоциклетке марочнойЦК КПСС.Он машет Лене шляпою, Спешит наперерез – Пожалте, Л. Потапова,В ЦК КПСС!А там на Старой площади, Тот самый эфиоп, Он принимает почести, Тот самый эфиоп, Он чинно благодарствует И трет ладонью лоб, Поскольку званья царскогоТот самый эфиоп!Уж свита водки выпила, А он глядит на дверь, Сидит с моделью вымпела И все глядит на дверь. Все потчуют союзника, А он сопит, как зверь, Но тут раздалась музыкаИ отворилась дверь:Вся в тюле и в панбархате В зал Леночка вошла, Все прямо так и ахнули, Когда она вошла. А сам красавец царственный, Ахмет Али-Паша Воскликнул: – Вот так здравствуйте! –Когда она вошла.И вскоре нашу Леночку Узнал весь белый свет, Останкинскую девочку Узнал весь белый свет – Когда, покончив с папою, Стал шахом принц Ахмет, Шахиню Л. ПотаповуУзнал весь белый свет!

КОМАНДИРОВОЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ

То ли шлюха ты, то ли странница, Вроде хочется, только колется, Что-то сбудется, что-то станется, Чем душа твоя успокоится? А то и станется, что подкинется, Будут волосы все распатланы, Общежитие да гостиница – Вот дворцы, твои, клеопатровы, Сядь, не бойся, выпьем водочки, Чай, живая, не покойница! Коньячок? Четыре звездочки?Коньячок – он тоже колется…Гитарист пошел тренди-брендями, Саксофон хрипит, как удавленный, Все, что думалось, стало бреднями, Обманул «Христос» новоявленный! Спой, гитара, нам про страдания, Про глаза нам спой, и про пальцы, Будто есть страна Пасторалия, Будто мы с тобой пасторальцы. Под столом нарежем сальца, И плевать на всех на тутошних, Балычок? Прости, кусается…Никаких не хватает суточных.Расскажи ж ты мне, белка белая, Чем ты, глупая озабочена, Что ты делала, где ты бегала? Отчего в глазах червоточина? Туфли лодочкой на полу-то чьи? Чья на креслице юбка черная? Наш роман с тобой до полуночи, Курва – здешняя коридорная! Влипнешь в данной ситуации, И пыли потом, как конница, Мне – к семи, тебе – к двенадцати,Очень рад был познакомиться!До свиданья, до свиданья, Будьте счастливы и так далее, А хотелось нам, чтоб страдания, А хотелось, чтоб Пасторалия! Но, видно, здоровы мы усталые, От анкет у нас в кляксах пальцы! Мы живем в стране Постоялии –Называемся – постояльцы…

Из к/ф «Бегущая по волнам»

Все наладится, образуется, Так, что незачем зря тревожиться. Все, безумные образумятся, Все итоги, непременно подытожатся. Были гром и град, были бедствия – Будут тишь да гладь, благоденствие,Ах, благоденствие!Все наладится, образуется, Виноватые станут судьями Что забудется, то забудетсяСказки, сказками, будни – буднямиВсе наладится, образуется, Никаких тревог не останется И покуда не наказуетсяБезнаказанно мирно будем старитьсяВот он скачет, витязь удалой, С чудищем стоглавым силой меряясь. И плевать ему на ту, что эту перевязьШтопала заботливой иглой.Мы не пели славы палачам, Удержались, выдержали, выжили Но тихонько, чтобы мы не слышалиЖены наши плачут по ночам…