Приперев входную дверь лыжными палками и завязав ручки кухонной ремнем, я лег, надеясь побыстрее заснуть и оказаться в дне завтрашнем. Но расслабиться не давали доносящиеся из недалека звуки передвижений:

— Не спится ей что ли на новом месте?

Потом постепенно собака успокоилась. Успокоился и я. Мы заснули.

Утром рядом с таксой меня ждала лужа:

— Так тебя еще и выводить на улицу надо было?

Мне показалось, что она кивнула.

Сначала я не хотел убирать за собакой:

— Пусть хозяин этим займется.

Но потом подумал, что хозяин может и не объявиться, поморщился и элиминировал лужу:

— Животное, в конце концов, не виновато…

И снова налил ей воды. И еще супчика. Потому что колбаса ее кончилась. Собака чихнула и принялась лакать своим розовым языком. А еще она так потешно виляла хвостом.

Вечером, когда вернулся, таксы в квартире не было, только знакомые грязные следы. Я спокойно стер их — вот-вот должен был прийти слесарь.

Мастер не опоздал и все сделал честь по чести. Проводив его, я поужинал, посмотрел телевизор и лег, будучи абсолютно уверенным, что уж сегодня-то засну спокойно и крепко. Но не спалось. Хоть убей.

А на следующий день, вернувшись с работы и открыв дверь новым ключом, я долго искал в квартире таксу, брызги, крошки, любые следы…

Войдя в комнату для переодевания, Карл Генрихович поморщился — у зеркала стоял Игорек. Молодой коллега, продолжая рассматривать что-то на своем лице, поприветствовал:

— День добрый, Карл Генрихович…

— Здравствуйте, Игорек…, — как обычно вежливо поздоровался Карл Генрихович. И быстренько сбросил с себя пальто. Принялся натягивать белый халат.

Неприятной личностью был этот Игорек. С виду неплохой парень, но все норовит с утра какую-нибудь гадость сказать. То вычитает где-то, что стоматологи больше всех предрасположены к заболеванию недавно открытым вирусом. То услышит, что с работающих пенсионеров будут дополнительный налог брать. И все это Карл Генриховичу выложит. А тому только и заботы потом целый день над такими пакостями размышлять. Работать с отвратительнейшим настроением.

Думал Карл Генрихович, что может сегодня удастся улизнуть от Игорька. Пока тот занят своим лицом. Но Игорек как прочитал мысли Карл Генриховича. Похлопав по карману своего халата, из которого торчал какой-то журнал, приговорил:

— Всем нам суждено умереть…

— Увы, — пожал плечами Карл Генрихович и взялся-таки за дверную ручку.

Игорек, однако, его опередил:

— Вам сколько осталось?

Карл Генрихович так чуть и не сел прямо у порога:

— В каком смысле?

Игорек, ковыряя какой-то прыщик на лице, уточнил:

— Ну, сколько вам еще до смертного одра?

Карл Генрихович занервничал. Но он умел держать себя в руках. Ответил как можно спокойнее:

— Откуда я знаю? Сколько всевышним отпущено, столько и проживу. Может пять лет, а может и все двадцать пять.

— Эх, темнота, — надавил на свой прыщик Игорек, — нет никакого всевышнего. Наукой доказано, что над всем главенствует великий саморегулятор — природа-мать. И она отпускает людям не года, а количество определенных действий…

Карл Генрихович недоумевающе переспросил:

— Количество определенных действий?

Игорек победно стер тампоном остатки побежденного прыща:

— Конечно. Вы же знаете, что такое круговорот веществ в природе?

— Ну, допустим…

Игорек протер щеку медицинским спиртом:

— Так вот: этот весьма простой, на первый взгляд, процесс на самом деле не так-то прост. Мы умираем отнюдь не только для того, чтобы накормить червей, которых съедят птицы, которых съедят наши дети. Нет, мы умираем, лишь полностью выполнив определенную природой норму действий.

— Норму действий? — все еще не понимал Карл Генрихович.

— Да, — Игорек достал из кармана журнал и потряс им, — ученые доказали, что природа по сути — это один большой механизм, который состоит из различных устройств, приспособлений и деталей. А также из управляющего персонала, которым является человек…

Карл Генрихович качнул головой:

— А всевышний?

Игорек усмехнулся:

— На кой черт всевышнему следить за каждым человеком. Потом какие-то грехи там взвешивать. У природы все мудрее: задала программу — работай. А как выполнил человек свое предназначение — в утиль. Давай замену…

— Стойте-стойте. Как это в утиль? — обеспокоился Карл Генрихович.

— А так, — Игорек, достав из шкафчика флакон с одеколоном, пшикнул на лицо, — сколько дел человек для природы должен сделать, столько и сделает. Один за всю жизнь две картины нарисует и — привет. Другой десять домов построит и — аминь. Как только нужную природе норму выполнит, так и — в гроб.