Шрифт:
– Дзётаро, это ты?
– Оцу? Ты почему здесь? Ты ведь очень слабая.
– Беспокоилась о тебе. Почему ушел, не предупредив? Где ты пропадал? Зажгли фонари, заперли ворота, а тебя все нет. Я извелась от волнений.
– С ума сошла! У тебя горячка! Отправляйся немедленно в постель.
– Почему ты плакал?
– Потом все скажу.
– Нет, говори сейчас. Ты чем-то расстроен? Ты провожал Такуана?
– Да.
– Узнал, где Мусаси?
– Такуан – плохой человек. Я его ненавижу.
– Он ничего не сказал?
– Нет.
– Что-то ты от меня скрываешь!
– Вы оба невыносимы! – завопил Дзётаро. – И ты, и этот глупец, мой учитель! Не вымолвлю ни слова, пока ты не ляжешь в постель с мокрым полотенцем на лбу. Если сейчас же не пойдешь в дом, отволоку тебя силой!
Дзётаро схватил Оцу за руку и, неистово колотя по воротам, яростно завопил:
– Открывайте! Больная ждет! Она окоченеет, если будете долго копаться!
Тост в честь завтрашнего дня
Матахати остановился посреди дороги и вытер пот со лба. Весь путь от улицы Годзё до горы Саннэн он проделал бегом. Лицо его было красным, больше от выпитого сакэ, чем от усталости. Матахати, нырнув в старые ворота, прошел через огород к маленькому домику.
– Мамаша! – позвал он.
Никто не отвечал. Матахати огляделся.
– Спит, что ли? – пробормотал он.
Вымыв у колодца руки и ноги, Матахати вошел в дом. Дремавшая Осуги перестала храпеть и приоткрыла глаза.
– Что кричишь как полоумный? – недовольно пробурчала она.
– Наконец-то проснулась.
– Что за тон?
– Сама спишь, но стоит мне присесть на минутку, ты тут же попрекаешь меня ленью и посылаешь на поиски Мусаси.
– Уж извини мой возраст! – саркастически произнесла Осуги. – Я должна спать для поддержания сил, но с головой у меня все в порядке. Ни минуты покоя с тех пор, как убежала Оцу. И рука все еще болит из-за этого Такуана.
– Почему ты всегда жалуешься, когда видишь меня в хорошем настроении?
– Не так часто ты слышишь мои сетования. Узнал что-нибудь про Оцу и Мусаси?
– Новость, которую я принес, не знают только старухи, которые днем спят.
– Какую еще новость?
Осуги привстала и ползком придвинулась к сыну.
– Мусаси предстоит третье сражение со школой Ёсиоки.
– Где? Говори же!
– В Янаги-мати столб с подробным объявлением. Бой состоится завтра утром в местечке Итидзёдзи.
– Янаги-мати! Это же веселый квартал! – недоверчиво посмотрела на сына Осуги. – Значит, ты там болтался?
– Нигде я не болтался! – строптиво возразил Матахати. – Ты постоянно меня в чем-то дурном подозреваешь. Там всегда можно узнать последние новости и слухи.
– Не обижайся, я пошутила. Рада, что ты одумался и отрекся от прежней беспутной жизни. Завтра утром? Я не ослышалась?
– Да, в пять.
Осуги помолчала, размышляя о чем-то.
– Ты как-то говорил, что у тебя есть знакомые в школе Ёсиоки.
– Да, кое-кого знаю, но познакомился я с ними при неблагоприятных обстоятельствах.
– Не имеет значения. Собирайся, отведешь меня в школу Ёсиоки.
Матахати не переставал удивляться неугомонности матери. С каменным выражением лица он холодно спросил:
– К чему суета? Пожар, что ли? Зачем тебе туда!
– Предложить свои услуги, разумеется.
– Что-о?
– Завтра они собираются убивать Мусаси. Хочу попросить, чтобы и нас допустили к бою. Толку от нас немного, но два удара нанесем.
– Ну, насмешила! – расхохотался Матахати.
– Что смешного в моих словах?
– Наивность твоя хуже глупости.
– Как ты смеешь говорить такое матери?
– Не будем спорить. Сама подумай. Люди Ёсиоки жаждут крови, это их последняя возможность. Ради нее они отбросят все правила игры. Они спасут дом Ёсиоки, убив Мусаси любой ценой. Ни для кого не секрет, что они толпой навалятся на него.
– Ах, так! – ликующе прошептала Осуги. – Тогда Мусаси уж точно не жилец.
– А вот с этим я не согласен. Мусаси может привести своих людей, и тогда случится настоящее сражение. Так, во всяком случае, толкует народ на улице.