– Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.

Постоялый двор уже радовал глаз своей чистотой. Дорожка в сад была посыпана свежим песочком, а Трезор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пес зашелся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас. Пан с опаской покосился в его сторону.

Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее, чем когда он с утра обнаружил разгромленный огород. Он воспринял коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки. Воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой незрелых груш с поломанной Магдалены.

Ваня лежал в своей комнате, превращенной на время в больничную палату, бледный и осунувшийся. Под глазом темнел свежий фиолетовенький синячок. Нога сиротливо была поднята на чугунную дужку кровати. В комнате пахло мятой и тем особенным резким запахом, сопутствующим лежачим больным. Шторы прикрыты, чтобы развеселый солнечный свет не мешал несчастному отдыхать после бессонной ночи. Петушков с мукой в глазах, увидев Пантелея, вошедшего следом за мной, обрадовался, попытался приподняться, но бессильно упал обратно на поднятые подушки. Гном таким видом приятеля и собутыльника был удручен.

– Ванятка, – просипел он, – выздоровеешь, эта ведьма от нас далеко не уйдет! Твоя мечта исполнится – мы ее порешим!

– Она живучая, – плаксиво пожаловался Иван, – и привык я к ней, скучно без нее будет.

– Да ладно, ребят, – всхлипнула я от умиления, – скоро приедет Совет. Там будет отличный лекарь Сергий Пострелов. Он тебя, Ванечка, на ноги в два счета поставит!

Гному постоялый двор понравился необычайно, особенно веранда с большим круглым столом, мягкими стульями с высокими спинками, широким лежаком и стеной из дикого винограда. Пантелей чавкал и причмокивал, поглощая суп, и закрывал глаза от удовольствия каждый раз, прежде чем отправить ложку в рот.

– Пан, слушай, я хочу тебе кое-что показать. – Мне не терпелось похвастаться припрятанным под кроватью волшебным мечом.

– Да? – без особого энтузиазма поднял приятель взгляд.

– Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.

Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.

– Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.

– Пойдем, посмотришь? – Я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.

Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я засунула меч под кровать, посчитав, что там самое надежное место. Коль новость о его находке так взбудоражила всю Фатию, я решила убрать его подальше от глаз данийских. Теперь клинок лежал между старыми пыльными коробками завернутый в тряпицу и дожидался своего звездного часа.

– Глянь. – Я развернула тряпку.

Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.

– Это он, – тихо прошептал Пан, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!

– Что – правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.

Пантелей внимательно глянул в мое хмурое лицо:

– Я так, мысли вслух.

Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, нечто важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что – правда? Бабочка?

Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.

Ваня ужасно мучился и страдал. Нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожженная лечебными мазями кожа под повязками чесалась. Приятель осторожно водил костылем по шине, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у Петушкова окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он стонал, закатывая глаза и откинувшись на груду пуховых подушек – на лежаке, что на веранде, – капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.

– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.

– Кто? – Я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на недовольное Ванино лицо.

– Твой Сергий когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылем.

Я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.

– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок хлеба с маслом.

– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.

– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу и потом обогнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме: – Я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.