дороге в церковь клан не услышал волынок противного

клана, ибо никто не сомневался, что, подобно боевым пе-

тухам, пропевшим друг другу свой военный клич, горцы по

звуку волынок разыскали бы друг друга и сцепились бы, не

дойдя до назначенного места боя.

В жажде подивиться на необычайное шествие горожане

толпились на улицах и заполняли церкви, куда оба клана

пришли на молебствие: всем любопытно было посмотреть,

как они будут себя вести, и по внешнему их виду решить,

которая сторона должна победить в близком уже бою.

Впрочем, хотя не часто приходилось горцам посещать

места молитвы, они держались в храме вполне благопри-

стойно, и, несмотря на их дикий и необузданный нрав, ка-

залось, лишь немногими из них владело удивление и лю-

бопытство. Они, как видно, почитали ниже своего досто-

инства любопытствовать и удивляться – пусть даже было

вокруг немало такого, что, возможно, впервые в жизни

явилось их взору.

Но и самые искушенные судьи не решались предска-

зывать исход борьбы, хотя огромный рост Торквила и его

восьми богатырей склонял иных знатоков кулачного боя

высказаться в том смысле, что преимущество будет, по-

жалуй, на стороне клана Кухил. Мнение прекрасного пола

сложилось больше под влиянием стройного стана, гордого

лица и рыцарской осанки Эхина Мак-Иана. Многим каза-

лось, что где-то как будто бы видели они это лицо, но ве-

ликолепный воинский наряд так неузнаваемо изменил ни-

чтожного Гловерова подмастерья, что только один человек

признал его в юном вожде из Горной Страны.

Человек этот был не кто другой, как Смит из Уинда,

который легко пробился в первый ряд в толпе, собравшейся

полюбоваться отважными воинами клана Кухил. Со сме-

шанным чувством неприязни, ревности и чего-то близкого

к восхищению глядел он на Конахара, сбросившего с себя

жалкую кожу городского подмастерья и представшего

блистательным вождем, чей смелый взор, благородная

осанка, гордая бровь и высокая шея, стройные ноги, кра-

сивые руки и все его удивительно соразмерное тело, а не

только блеск доспехов, казалось, делали его достойным

стать в первом ряду избранников, которым выпало на долю

отдать жизнь за честь своего племени. Смиту не верилось,

что перед ним тот самый задиристый мальчишка, которого

он совсем недавно стряхнул с себя, как злобную осу, и

только из жалости не раздавил.

«Он выглядит прямо рыцарем в моей благородной

кольчуге, лучшей, какую я выковал, – бормотал Генри про

себя. – Но, если бы нам с ним сойтись так, чтобы никто не

видел, не помог, клянусь всем, что есть святого в этом

божьем храме, прекрасный доспех воротился бы вновь к

своему исконному владельцу! Я бы отдал все свое имение,

чтобы нанести три честных удара по его плечам и сокру-

шить свою же лучшую работу. Да только не дождаться мне

такого счастья! Он, если выйдет живым из битвы, упрочит

за собой такую славу храбреца, что незачем будет ему

подвергать свое молодое счастье новому испытанию во

встрече с жалким горожанином вроде меня. Он сразится

через бойца-заместителя и выставит против меня моего же

сотоварища, Нормана-молотобойца, – и все, чего я дос-

тигну, будет удовольствие проломить голову гэльскому

быку. Кабы только увидеться мне с Саймоном Гловером!.

Схожу-ка я в другую церковь, поищу его – он, конечно, уже

воротился из Горной Страны».

Народ валом валил из церкви доминиканцев, когда

Смит пришел наконец к своему решению, которое тут же и

постарался поскорей осуществить, проталкиваясь через

толпу так быстро, как только позволяла торжественность

места и случая. Было мгновение, когда он, прокладывая

дорогу, оказался так близко от Эхина, что глаза их встре-

тились. Смелое, покрытое густым загаром лицо Смита

раскраснелось под цвет железу, которое он ковал, и со-

храняло эту багровую окраску несколько минут. Лицо