– Сейчас, брат, увидишь, – сказал оружейник и повел

гостя обратно в кузню. – Дантер, достань мне из горна вон

тот брусок. – И, подняв «Самсона», как прозвал он свой

огромный молот, он стал сыпать удары на раскаленное

железо справа и слева – то правой рукой, то левой, то

обеими сразу – с такою силой и ловкостью, что выковал

маленькую, но удивительно пропорциональную подкову в

половинный срок против того, какой потратил бы на ту же

работу рядовой кузнец, орудуя более удобным молотом.

– Ого! – сказал горец. – А почему ты хочешь подраться

с нашим молодым вождем, когда он куда как выше тебя,

хоть ты и лучший кузнец, какой когда-либо работал с огнем

и ветром?

– Слушай! – сказал Генри. – Ты, по-моему, славный

малый, и я скажу тебе правду. Твой хозяин нанес мне

обиду, и я бы отдал ему кольчугу бесплатно лишь за то,

чтобы мне с ним сразиться.

– О, если он нанес тебе обиду, он должен с тобою

встретиться, – сказал телохранитель вождя – Нанести

обиду человеку – после этого вождь не вправе носить ор-

линое перо на шапке. И будь он первый человек в Горной

Стране – а Эхин у нас, конечно, первый человек, – он

должен сразиться с обиженным, или упадет венец с его

головы.

– Ты убедишь его, – спросил Генри, – после воскресной

битвы сразиться со мной?

– О, она сама постарается сделать все, если не слетятся

ястребы клевать ей самой мертвые глаза, ты должен знать,

мой брат, что хаттаны умеют глубоко запускать когти.

– Итак, договорились: твой вождь получает кольчугу, –

сказал Генри, – но я опозорю его перед королем и всем

двором, если он не заплатит мою цену.

– Черт меня уволоки, когда я сам не приведу Эхина на

поле, – сказал Норман, – можешь мне поверить.

– Ты этим повеселишь мою душу, – ответил Генри. – А

чтобы ты не забыл обещание, я даю тебе вот этот кинжал.

Смотри: держи вот так, и если всадишь врагу между ка-

пюшоном и воротом кольчуги, лекаря звать не придется.

Горец горячо поблагодарил и распростился.

«Я отдал ему лучший доспех, какой выковал за всю

мою жизнь, – рассуждал сам с собою Смит, почти жалея о

своей щедрости, – за слабую надежду, что он приведет

своего вождя сразиться со мной в поединке, и тогда Кэтрин

достанется тому, кто честно ее завоюет. Но я сильно боюсь,

что мальчишка увернется под каким-нибудь предлогом –

разве что вербное воскресенье принесет ему большую

удачу, и тогда он разохотится еще раз показать себя в бою.

Это не так уж невозможно: я видывал не раз, как неумелый

боец, безусый мальчишка, после своей первой драки из

карлика вырастал в исполина».

Так со слабой надеждой, но твердой решимостью Генри

Смит стал ждать часа, который должен был решить его

судьбу. По-прежнему ни от Гловера, ни от его дочери не

было вестей, и это внушало кузнецу самые мрачные опа-

сения. «Они совестятся, – говорил он себе, – сказать мне

правду и потому молчат».

В пятницу, в полдень, два отряда по тридцать человек в

каждом – бойцы двух поспоривших кланов – прибыли в

указанные им места, где они могли отдохнуть.

Перед кланом Кухил гостеприимно открыло свои двери

богатое Сконское аббатство, тогда как их соперников ра-

душно угощал мэр в своем замке Кинфонс. Устроители

приложили большую заботу, чтобы обе стороны встретили

равное внимание и ни одна не нашла повода пожаловаться

на пристрастие. Все мелочи этикета были заранее обсуж-

дены и установлены лордом верховным констеблем Эр-

ролом и юным графом Крофордом, причем первый пред-

ставлял интересы клана Хаттан, второй же покровитель-

ствовал клану Кухил. Непрестанно засылались гонцы от

одного графа к другому, и за тридцать часов они сходились

на переговоры раз шесть, не меньше, прежде чем точно

установили чин и порядок сражения.

Между тем, дабы не пробудилась какая-нибудь старая

ссора (а семена вражды между горожанами и их соседя-

ми-горцами никогда не могли заглохнуть), огласили воз-