для тебя утешительно будет узнать наихудшее, – вот я тебе

это и сообщаю. Я не знаю точно, какова глубина пропасти,

сколько в ней сотен футов, но об этом ты сможешь судить,

когда достигнешь ее дна, ибо всегда лучше знать навер-

няка. Кстати, не пойдешь ли ты поиграть в шары?“ И такой

болтовней хотят заменить дружескую попытку уберечь

несчастного и не дать ему сломать себе шею!. Я как по-

думаю о том, схожу с ума. Так бы, кажется, и схватил свой

молот да пошел бы крушить все кругом. Но я должен со-

хранять спокойствие. И если этот горный стервятник, на-

звавшийся соколом, схватит мою горлинку, то он узнает,

умеет ли пертский горожанин натянуть тетиву».

Был уже четверг, последний перед роковым вербным

воскресеньем, и воины обоих кланов ожидались в город на

другой день, чтобы всю субботу они могли отдыхать и

готовиться к битве. От каждой стороны было выслано

вперед по два-три человека – получить указания, необхо-

димые для правильного разрешения спора: где стать лаге-

рем каждому отряду и тому подобное. Поэтому Генри не

удивился, увидав в своем проулке могучего, рослого горца,

который шел и опасливо смотрел вокруг, как уроженцы

дикого края глазеют на диковины более цивилизованной

страны. Сердце Смита уже потому не лежало к пришельцу,

что тот был родом из Горной Страны, а наш оружейник

разделял предубеждение пертских горожан против их се-

верных соседей, но его неприязнь удвоилась, когда он

разглядел на незнакомце плед расцветки клана Кухил.

Вдобавок вышитая серебром ветка с дубовыми листьями

указывала, что он принадлежит к личной охране молодого

Эхина, на которую клан возлагал столько надежд в связи с

предстоявшим сражением.

Все приметив, Генри удалился к себе в кузницу, так как

вид пришельца пробудил в нем недобрые чувства, а зная,

что горец должен скоро сразиться в большом бою и нельзя

его втягивать в мелкую ссору, он решил по крайней мере

избежать дружеского разговора с ним. Однако через не-

сколько минут дверь кузницы раскрылась, и, запахнувшись

в свой тартан, от которого его богатырская фигура пока-

залась еще более мощной, горец переступил порог с над-

менным видом человека, убежденного, что его достоинство

ставит его выше всех и вся. Он стоял, озираясь, и, казалось,

ждал, что повергнет всех в изумление. Но Генри был не

склонен потакать его тщеславию и продолжал бить моло-

том по лежащей на его наковальне нагрудной пластинке

для панциря, точно и не видел гостя.

– Ты Гоу Хром? – спросил горец.

– Так зовут меня те, кто хочет, чтобы им перебили

хребет, – ответил Генри.

– Не обижайся, – сказал горец. – Она сама пришель

купить панцирь.

– «Она сама» может повернуть свои голые ляжки и

выйти за порог, – ответил Генри. – У меня нет ничего на

продажу.

– Через два дня вербное воскресенье, а то она заставиль

бы тебя петь другую песню, – возразил гэл.

– А так как сегодня пятница, – сказал Генри с тем же

пренебрежительным спокойствием, – я попрошу тебя не

застить мне свет.

– Ты неучтивый человек, но она сама тоже fir nan ord84,

и она знает, что кузнец горяч, как огонь, когда железо го-

рячо.

– Если «она сама» молотобоец, она должна уметь вы-

ковать себе доспехи, – ответил Генри.

– Так бы она и сделала и не стала бы тебя тревожить.

Но, говорят, Гоу Хром, когда ты куешь мечи и броню, ты

над ними поешь и свистишь напевы, которые обладают

силой делать клинок таким, что он разрезает стальное

кольцо, как бумагу, а латы и кольчугу – такими, что

стальные копья отскакивают от них, как горох.

– Тебя дурачили, как невежду. Добрый христианин не

стал бы верить такому вздору, – сказал Генри. – Я, когда

работаю, насвистываю что придется, как всякий честный

ремесленник, и чаще всего песенку о роще Висельников.

Мой молот бьет веселей под этот напев.