Шрифт:
– Слушайте, - попросил Леденцов, - давайте без теории. Я бы хотел разобраться, что случилось. Нет, не так. Я хочу понять, что может случиться.
– Вы снова столкнётесь с Гриневым, - пожал плечами Портнов, - это неизбежно, как победа хороших парней в голливудском блокбастере.
– И кто из нас будет хорошим парнем?
Иван Иванович лукаво сощурил глаза.
– Не могу сказать.
– Что так?
– Вы же запретили влезать в теорию.
Емельян Павлович секунду поколебался, но решил на провокацию не поддаваться.
– Ладно. Столкнёмся. И что будет?
– Есть два варианта…
– Моя победа или его?
– Нет. Победа одного из вас или ничья.
Леденцов повертел опустошённый пластиковый стакан и отправил его в урну.
– И что будет в случае победы?
– Ну, это вы и сами знаете. Вспомните, что произошло после вашей победы над лингвистом Глинским? А после победы над Екатериной?
Емельян Павлович поморщился - случай с Катенькой он не любил вспоминать - но ответил:
– Проигравший поменяет квалификацию?
– Это безусловно, но есть важный нюанс.
Портнов замолчал, явно ожидая от собеседника озарения. Леденцов даже не стал напрягаться. Он выдержал приличествующую случаю паузу и спросил:
– Какой?
– Проигравший будет до конца дней своих привязан к победителю.
Вывод оказался до такой степени неожиданным, что Емельян Павлович заулыбался.
– Значит, если этот Гринев меня перебодает, я буду по гроб жизни испытывать к нему искреннюю привязанность?
– И это тоже. Но главное - вы будете привязаны к нему неразрывной, хотя и бесплотной, нитью судьбы. Вдали от своего победителя станете чувствовать отчаяние, вблизи - стремление стать ещё ближе. Вспомните Сергея Владиленовича.
Леденцов перестал ухмыляться. Отставной текстолог действительно тянулся к нему, как змея к солнцу. "Надо бы позвонить человеку, - вдруг подумал Емельян Павлович, - раз у него такая наркотическая зависимость".
– Допустим, - сказал он, - а если ничья?
– О-о-о!
– Иван Иванович воздел (именно так!) палец.
– Это самый интересный вариант.
Но тут в кармане Леденцова с экспрессией эпилептика задрожал мобильник, и самого интересного Емельян Павлович так и не узнал. То есть узнал, но совсем другое самое интересное.
– Палыч, - заявила трубка голосом Катерины Решительной, - я по тебе соскучилась. Врачи меня отпустили, такси я уже вызвала. Ты кроватку купил?
Леденцов обернулся к Ивану Ивановичу, но тот только улыбнулся.
– Это самое интересное, но не самое важное. Долго рассказывать. Я уж как-нибудь после.
11
На какое-то время проблемы взаимодействия "отбойник - топор" были вытеснены другими: "папа - дочка", "папа - дочка, которая орёт", "папа - дочка, которую нужно купать" и прочие, вплоть до "папа - мама, объясняющая папе, что ребёнка пора кормить, а не запихивать в коляску для прогулок на свежем воздухе".
А ещё следовало хотя бы чуть-чуть контролировать работу предприятия.
И заботиться о здоровье ребёнка.
А также о здоровье матери.
Да и о материальном благополучии семьи обязан был Думать вовсе не Пушкин Александр Сергеевич.
Леденцов попытался подойти к проблеме основательно, как его учила Катенька. Он нарисовал на бумажке табличку с темами, на которые следовало думать. Напротив каждой темы он поставил время и постарался придерживаться этого графика.
Ребёнок по имени Юлька немедленно объявил системному подходу смертный бой и страшный рёв. Время, отведённое на размышления, приходилось тратить на уход за дитятей.
Тогда Емельян Павлович предпринял новую попытку: он решил силой своего дара превратить Юльку в ребёнка тихого и постоянно дрыхнущего. Так сказать, выстругать "топором" послушного Буратино. Как только он сосредоточился на этой идее, из кухни появилась злобная Катя.
– Леденец!
– сказала она тоном, не предполагающим возражений.
– Отстань от девочки. Не лезь к ней, понял?
– Да с чего ты взяла?
– Леденцов постарался удивиться понатуральнее.
– Я и не думал…
– Вот и не думай! Глаза выцарапаю.
Последнее утверждение было не угрозой, а констатацией неприятного факта. Мама отчего-то не желала, чтобы её ребёнку исправляли характер. "И как она почуяла?" - подумал Емельян Павлович. Проверки ради он решил организовать, например, грозу. Видимо, внушение на Юльку всё-таки подействовало (а заодно и на Катеньку), потому что целых полчаса Леденцова никто не трогал, и он смог как следует сконцентрироваться. На тридцать второй минуте за окном громыхнуло.
– Палыч!
– крикнула супруга.
– Забери ребёнка с балкона!