Однако двойник даже не дрогнул. Его оружие, повторяя манёвр Леденцова, вонзилось в щель слева от щита Емельяна Павловича… и ничего не случилось.

– Неплохо, -услышал Леденцов голос Портнова.
– Но вам следует атаковать не противника, а его оружие, понимаете?

Емельян Павлович открыл глаза и покрутил шеей.

– Ладно, - сказал он, - давайте ещё раз.

С тренировок Емельян Павлович стал возвращаться поздно, уставший и безвольный. Это было неудивительно, если учесть, что дрался он, по сути, с самим собой. Саня просто создавал зеркальное отражение леденцовских "топора" и "отбойника". Катенька уже раскаивалась, что в тот вечер отпустила мужа на беседу к Ивану Ивановичу. Она не скандалила и даже не гундела (наоборот, максимально освободила супруга от ночных бдений возле Юльки), но злилась все отчётливее.

Однажды она объявила:

– Завязывай со своим мозговым карате! Дочка не набирает вес.

Леденцов, который только появился с тренировки и потому соображал плохо, потёр лоб. Он не мог вспомнить, желал ли сегодня счастья и здоровья дочери. А вчера? Кажется, напоминатель срабатывал, но как Емельян Павлович на него реагировал?

– И работу завтра пропустишь, - так же резко продолжила Катенька.
– По врачам вместе пойдём.

– Подожди, - попросил Леденцов, - а что за проблема? Почему к врачам сразу-то?

– Потому что ребёнок в её возрасте должен набирать вес каждый день. А Юлька весит ровно столько же, сколько две недели назад. Я была сегодня у участкового педиатра, она ничего не понимает. Завтра пойдём к хирургу.

Леденцов бросился к телефону. Портнов выслушал его очень внимательно и обещал перезвонить через десять минут.

Всё это время Емельян Павлович просидел в коридоре на полу. Трубку он поднял одновременно с началом первого звонка.

– Это не Гринев, - сказал Иван Иванович, - абсолютно точно. Мы сейчас вышли на Романова. Это его, скажем так, наставник. Как я у вас. Так вот, Николай Николаевич - Романов то есть - прекрасно понимает ситуацию. Он Гринева старается полностью контролировать.

– Старается?

– Он знает обо всём, что случается, но не может прогнозировать ситуацию. Так вот, Гринев о вашем ребёнке вообще ничего не знает.

Портнов замолчал.

– Ну?
– не выдержал Емельян Павлович.

– Есть вероятность… возможно, это побочный эффект.

– Тренировки с "зеркалом"?

– Да.

– Тренировки немедленно прекращаются.

– Разумеется.

– Слушайте, а что я вообще делаю, - спросил Леденцов, - во время этих тренировок? Нет, я все понимаю: выпады, блокировки… Но… что это?

– Конкретизируйте вопрос.

– Раньше, когда я… пользовался "топором", я представлял себе будущее. Светил фонариком. Что попадало в его луч, то сбывалось, всё понятно. А теперь? Я же просто размахиваю палкой света! Что это означает?

– Это всё тот же луч света. Только очень концентрированный. Он настолько яркий, что трудно рассмотреть. Однако суть не изменилась.

– Рассмотреть? И что я могу там рассмотреть?

– Имеющий глаза, - ответил Портнов, - да увидит.

Леденцов сидел на балконе и смотрел в ночь, когда рядом неслышно появилась Катенька. Она стала у правого плеча и запустила руку в шевелюру мужа. Крупная переливистая звезда подмигнула Леденцовым.

– Солнышко, - прошептал Емельян Павлович, - покомпенсируй, пожалуйста, а? Я в последний раз. Я только гляну, и все.

Катенька осторожно поцеловала его в висок, вздохнула- и напряглась. Выждав для верности несколько секунд, Леденцов вызвал в воображении свою боевую амуницию. На сей раз он не стал ничем размахивать. Кончик светового меча замер неподвижно, и Емельян Павлович начал всматриваться в крохотный кружок света на его окончании.

Сначала не было заметно ничего. Потом появились тени. Они складывались в очертания предметов и людей. Тени двигались, переплетались, появлялись и исчезали. Кружок стал стремительно увеличиваться. Леденцов напрягся, чувствуя, что вот-вот разглядит…

…Он ухнул на освещённую нестерпимым светом арену и мгновенно увидел все окружающее: перед лицом, за затылком, сверху, снизу. Фрагменты движущегося калейдоскопа сложились в яркую картинку. Емельян Павлович едва не задохнулся. И тут острая боль заставила его вернуться на балкон…

Катенька впилась в его плечо так, что поломала ноготь.

Потом, когда они сидели на кухне и пили успокаивающий травяной чай, она сказала:

– Это было ужасно.

– Ты видела?

– Нет. Но это был кошмар. Это… смерть.

Емельян Павлович не стал возражать. Он пересел к жене поближе.

– Это смерть. Но предназначена она только для одного человека.

– Для Гринева?

Леденцов кивнул.

– Допустим, - сказала Катенька, - допустим, что только для него. Допустим, что ты его убьёшь. И что ты будешь делать дальше… со всем этим ужасом, который у тебя внутри?

– Выкину к чёртовой бабушке.

Жена покачала головой. Получилось, что Леденцов потёрся об неё носом.

– Тогда спрячу. Глубоко-глубоко, чтобы не найти.