– А внучка-то у ей померла!

Ирка испуганно обернулась. Кому как не ей было знать, что внучка у Бабани всего одна.

– Какая внучка?
– все же спросила она.

– Ясно какая. Иринка, - пристально глядя ей в лицо, произнесла Лексевна.

Ирка нервно сглотнула слюну. Прежде самым невероятным - почти мистическим свойством Лексевны было то, что она всегда опознавала Ирку-валькирию в прежней «колясочной» Ирке, прекрасно накладывала их одну на другую. При этом с Лексевной не происходило ровным счетом ничего ужасного. Должно быть, сознание старухи находилось в глубокой дремоте. Она уже видела вечность и не отвлекалась на пеструю, мало что значащую суету внешнего мира.

– Так значит, умерла?
– повторила Ирка.

– Вчерась хоронили, - упрямо повторила Лексевна.

Глаза у старухи горели, как у совы, на которую направили свет фонаря.

Ирке стало жутко. Ей вдруг вообразилось, что, может, она действительно умерла и просто об этом не подозревает? Рисуя картины одна кошмарнее другой, Ирка взлетела по лестнице. Торопливо вставила ключ и, даже не проверив, дома ли Бабаня, вломилась в коридор. У комнаты Ирка на секунду застыла, набираясь храбрости, толкнула дверь и тотчас увидела саму себя.

Точнее, себя такую, какой она могла бы быть.

Грустная, с торчащими, как вороньи крылья, лопатками, с располневшим лицом, она сидела перед компьютером. Ну не смешно ли, что тело - гадкое, нелепое, комичное тело - может быть клеткой для духа? Не потому ли некоторые выносят из дома все зеркала, чтобы вид собственной клетки не угнетал их? Внешне с мороком все было в порядке. Спина не просвечивала, да и на коляске под призраком ничего не лежало. А то один раз случилось, что морок преспокойно сидел в метровой стопке книг, доходившей ему до шеи. Хорошо еще, что Антигон обнаружил это раньше Бабани.

На подоконнике выстроился обычный бастион из коробок с лекарствами. К процессору пластилином был прилеплен составленный Бабаней список, что и в какой последовательности принимать. Выщелкивать из пачек необходимое число таблеток и топить их в унитазе было обязанностью Антигона, с которой он худо-бедно справлялся. Правда, у Ирки были основания подозревать, что таблетки исчезают не в «большом белом друге», а в собственном грушевидном животе кикимора. Ирка придирчиво оглядела морок, уставившийся на экран с такой маньячностью, словно душа его, оторванная от тела, пребывала где-то там, в сети. Порой Ирке казалось, что вследствие дефекта магии морок сознательно выбирает сайты, которые грузятся долго, как вагон чугунных болванок. Собственный компьютер уже не вызывал у Ирки восторга. Его давно было пора менять. Эта техника не просто морально устарела. Она появилась вообще до возникновения всякой морали.

Параллельно Ирке вздумалось посмотреть, куда ходит в сети ее двойник. В результате она влипла в форум ролевиков и зачиталась. Пока она читала, морок терпеливо шмыгал носом, натянуто улыбался и культурно злился, как злится всякий воспитанный человек, которого пытаются отогнать от собственного компьютера.

Желая окончательно убедиться, что морок не поврежден, Ирка задала ему несколько вопросов и испытала то необоснованное раздражение, которое наваливается на всякого человека, когда он слышит со стороны или в записи свой голос.

Ирке захотелось пить, и она пошла на кухню. Через минуту туда же влетел кикимор и молча потянул ее за руку.

– Тебе чего?
– спросила Ирка.

Антигон не ответил, лишь вновь назойливо дернул ее за руку. Ирка расплескала воду.

– Я тебя убью, если не отстанешь! Насмерть зацелую и защекочу, что тебе заведомо не понравится!
– пригрозила она, но все же пошла за кикимором.

То, что валькирия увидела, заставило ее застыть на пороге. Морок, совсем недавно оставленный на кресле, парил в воздухе посреди комнаты. Что-то в мороке неуловимо переменилось. В глазах сияла мудрая вечность.

– Вот!
– крикнул Антигон.
– Это началось сразу, как вы ушли, хозяйка!

Ощутив присутствие Ирки, морок медленно повернулся к ней и чужим, незнакомым, навеки отпечатывающимся в памяти голосом произнес:

Пять веков прозвенят как стекло. Взбунтуется грустной девы копье. Стрела пропоет в сыреющей ночи. У первой из лучших закроются очи. Враг мрака - свету не всегда друг. Ножки подгнившего трона не выдержат двух. Лист старый былое пробудит искушенье. Завещано иному Тартаром владенье.

Морок договорил последнюю фразу, вздрогнул, и вечность ушла из его прозрачных глаз. Он вновь оказался в кресле и, повернувшись к монитору, стал озабоченно крутить колесико мыши. Ирка почувствовала, что у нее закружилась голова. Она тяжело опустилась на коляску, сквозь покрытые пледом колени призрака ощутив, как знакомо спружинили колеса.

– Не загораживай монитор, плиз! Ты не стеклянная!
– с досадой произнес морок.

Валькирия-одиночка не ответила, и призрак принялся монотонно долбить фразу через равные промежутки времени с одной и той же интонацией. В другое время эта очевидная недоработка бросилась бы Ирке в глаза, но не теперь.