– Возможно, что пока ты не такая. Но ты уже на этой дороге. Ты не горячая. Ты теплая. Ты смотришь на добро и зло спокойно, не пылая.

«Да, - подумала Ирка.
– Это правда. Я действительно не пылаю. И никогда не пылала. Я рассудочная. Я даже сильных желаний никогда не испытывала. Разве что избавиться от коляски и ходить. И вот я хожу… Мое желание сбылось, а что я дала свету взамен? Совсем немного».

– Копье изменило мне поэтому?
– спросила Ирка свою неведомую собеседницу.

– Копье тебе не изменяло. На нем лежит старинное проклятие. Проклятие снятое, но все же частично оставшееся. Пока в тебе была внутренняя сила, это не имело никакого значения. Твоя сила была больше проклятия, и копье повиновалось, - тихо ответил тот же голос.

– Внутренняя сила? Во мне?
– не поверила Ирка.

– Да. Когда-то давно, в истоках. Именно поэтому ты и стала валькирией. Иногда эту силу называют детской верой, но во многих она иссякает. Это происходит и с тобой.

– Почему?

– Я же сказала: ты перестаешь быть горячей. Запылай - и сила появится! Иначе ты сама лишишь себя всего… Я ухожу насовсем! Помни: спаси себя, и ты спасешь меня!
– произнес неведомый голос, и Ирка окончательно перестала его слышать.

Одиночка вспомнила, как смотрели на нее другие валькирии. С подозрительностью, недоверием. Для них она была чужая, и они не спешили признавать ее своей. Даже во взглядах тех, кто хорошо к ней относился - Бэтлы, Гелаты, Фулоны - она замечала тень недоверия. Ирка втайне обижалась, не понимая, чем заслужила такое отношение.

Теперь же поняла.

«В них есть горение. Есть лютая ненависть к злу. Есть готовность к постоянной жертве. Даже у Таамаг, хотя у нее характер как у стража мрака. Но скажи ей: «Умри за свет!» - и Таамаг умрет, ни на секунду не задумавшись. Даже Ильга с Холой умрут, хотя они и офисные зануды. Правда, их умереть заставит уже разум, а не сердце. А во мне этого нет и никогда не было. Я ролевик, притворяющийся валькирией, а не настоящая валькирия. Я, может, и неплохая, но добро и зло для меня до сих пор как правила игры», - с грустью подумала Ирка.

Скрипнул люк. Ирка машинально перевела взгляд, моргнула, и тонкий лик с потолка исчез, скатившись по щеке вместе со слезой.

Антигон вернулся вместе с ее копьем, на которое Ирка старалась не смотреть. Она и так, не глядя, ощущала, что копье ей чужое. Поставив копье в угол, кикимор стал чистить пригоревший чайник, что-то непрерывно бормоча и изредка исподлобья взглядывая на Ирку. Валькирия долго не прислушивалась к его бормотанию. Наконец разобрала:

– Ох-ох… Горе какое! И что делать-то с хозяйкой, если она повторит путь той, первой? А ты давай, не упрямься, оттирайся!

– Эй, хватит болтать с чайником! Подойди сюда!
– позвала его Ирка.

Антигон подошел. Чайник он волочил за собой.

– Хватит темнить! Может, скажешь, кто эта первая? Это о ней Фулона запретила говорить Ламине, не так ли?… Говори, не думай, что у тебя получится отвертеться!

Эдя закончил работу поздно вечером. Когда он вышел из бывшего бомбоубежища, давно сгустились сумерки. Добраться до метро Эдя не успел. Едва он отошел на дюжину шагов, как в бок ему уткнулось что-то твердое.

– Шевельнешься - труп! Гони бумажник! Живо!
– прошипел кто-то ему в ухо.

Сердце у Эди пропустило два такта, а после, с лихвой наверстав, заколотилось как бешеное. Эдя скосил глаза и увидел высокого мужчину, закрывшего лицо воротником. «Наркоман!» - решил Хаврон.

– Не оборачивайся! Гони бумажник! У меня ствол!
– вновь просипел голос.

– У меня нет бумажника. Деньги я храню в кармане, - сказал Хаврон.

Сколько именно денег он хранит в кармане, Эдя решил не уточнять. Тогда наркоман пристрелил бы его исключительно от обиды.

– Доставай! Ну!

Выигрывая время, Эдя полез в карман, однако не успел он ничего нашарить, как наркоман вскинул руку с пистолетом на уровень головы и нажал на курок Щелк! Эдя увидел веселый синий огонек.

– Пук! Ты убит!
– сказали Эде.

«Зажигалка!» - понял Хаврон.

Мужчина расхохотался, опустил воротник, и Эдя узнал своего знакомого Грошикова. Когда-то Грошиков работал мойщиком посуды в том же кафе, что и Хаврон, но довольно скоро поливать тарелки душем и играть в раковине в сельскую запруду ему надоело, и он занялся «впариванием». Ходил по улице с чемоданчиком, в котором лежали отвертки со встроенным фонариком, и «впаривал» их прохожим. Когда отвертки перестали брать, перешел на рулетки, про которые рассказывал, что на них помимо всего прочего можно спускаться с балкона. Предлагал покупателям проверить, но желающих было мало.