Ифрит попытался сосредоточиться. Газообразному существу это всегда сложно.

– Не помню, -опечалился ифрит.

А ты соберись!
– посоветовал Меф.

Ифрит попытался собраться. Глаза Сайда ибн Юсуфа, вращавшиеся в глазницах, уставились на Мефа.

– Вспомнил!

– Ну и зачем?

– Чтобы я убрался, когда все будет закончено.

– Что закончено?
– не понял Меф.

Ифрит сделал мягкими ладонями округлое движение.

– Все. Кто бы ни победил, я должен замести следы. Вот только не помню, должен ли я при этом кого-то убивать. Это как-то ускользнуло с моего сознания, -сказал ифрит и задумчиво посмотрел на туристов. Вначале ему удалось перенацелить один глаз, а две секунды спустя и другой.

– Может, я должен убрать их?
– с надеждой предположил он.

– В рюкзаках у туристов загремели миски и кружки.

– Нет. Видимо, все-таки не их, -признал ифрит.
– Кажется, вспомнил. Я должен прикончить какого-то Беслаева, если этого не сделают до меня. Ты не встречал Беслаева, Рома ибн Сюсиль?

– Нет.

– Жаль! Если встретишь - убей!
– вздохнул Сайд ибн Юсуф.
– А теперь иди, Рома ибн Сюсиль! Я теряю энергию от пустых разговоров.

Он отвернулся от Мефа и уставился в окно.

Даф пальцем проткнула фольгу на банке с кофе. Она любила этот звук, как и тот первый аромат, который вырывается из банки мгновение спустя. В нем была надежда.

Прасковья, сидевшая с ней рядом, втянула носом воздух и знаком показала Дафне, что она тоже хочет. Дафна кивнула, хотя с ее точки зрения в том, как Прасковья щелкнула пальцами, было много барского. Это было движение человека, с рождения окруженного слугами, человека, которому и в голову прийти не может, что какое-то из его желаний может оказаться невыполненным.

Меф сказал, что тоже не откажется от кофе.

– Вот и сходи за кипятком!
– потребовала Даф.

Меф сам не пошел, но послал Ромасюсика. Шоколадный юноша встал и, вздыхая, точно наступил его последний час, потащился. Отсутствовал он довольно долго, однако вернулся живой и невредимый. Меф поспешил задвинуть за ним дверь. Когда он задвигал ее, пергамент, лежавший в кармане, обжег ему кожу, как горчичник. Это как минимум означало, что он испытывает беспокойство.

– Ну как? Без приключений?
– спросила Дафна у Ромасюсика.

За несколько проведенных вместе в тесном купе часов она постепенно привыкла к Прасковье и Ромасюсику. Они были враги, но враги близкие, привычные, почти родные. Куда больше страшила неизвестность.

Ромасюсик заверил ее, что все «вполне так писфулли».

– И не встретил никого? А чего так долго? Шоколадный юноша поведал, что коридор перегородила дородная девица. С ней рядом стоял крепкий мужик, набитый едой, как ходячий холодильник, и задиристо косился па него, Ромасюсика. Он, Ромасюсик, не стал рисковать и налил кипятка в соседнем вагоне.

– Ладно, давайте пить кофе!
– сказал Меф.

Даф всмотрелась в Ромасюсика и удержала его за руку. Сердце подсказало ей заглянуть в чемодан. В боковом кармане она нашарила серебряную ложку, которой три минуты назад там точно не было. Стоило ей окунуть ее в кипяток, как вода зашипела и стала синей. Разгневанный Меф притянул к себе Ромасюсика.

– Так это ж не яд, а просто сонное зелье! Я хотел, чтоб вам спалось лучше! Заботился!
– воскликнул тот с обидой.

Прасковья сидела в углу купе, поджав колени. Она была похожа на пантеру. Гибкая, худая, с дремлющими щелочками всевидящих глаз. Стакан с кофе клокотал и кипел у нее в руке, в то время как у Мефа и Дафны вода была лишь теплой - не больше. Еще более странным было то, что Прасковья пила кофе большими глотками, точно вообще не замечала, что происходит с водой.

Ромасюсик раскладывал вещи. Меф наблюдал, как на столе перед ним вырастает аккуратный ряд предметов. Салфетки, маникюрные ножницы, два пузырька, подписанные «venena»[6]. Заметно было, что к путешествию Ромасюсик подготовился серьезно.

Среди прочих вещиц оказался и стилет, который шоколадный юноша выложил на стол с большой осторожностью. Буслаев усмехнулся. Судя по слабому свечению, это был артефакт-перевертыга, дожидавшийся минуты, когда кто-нибудь посторонний возьмет его в руки и он вонзится ему в сердце на всю длину клинка.

– Дружочек, не отрежешь колбаски? Прашечка очень любит колбаску! У нее низкий гемоглобин!
– невинно попросил Мефа Ромасюсик, извлекая палку полукопченой колбасы.

– Запросто!
– согласился Меф и, не глядя, трижды рубанул мечом. Три тонких ломтика колбасы упали Ромасюсику на колени.
– Шкурку снимешь сам!
– сказал Меф.

У Ромасюсика запрыгала челюсть. Он послушно снял с колбасы шкурку и больше к Мефу не приставал. Прасковья же только усмехнулась. Меф прекрасно понимал, что для нее это были не покушения даже, а так, забава. Сама дав клятву не нападать, она позволяла Ромасюсику резвиться, отлично зная, что его шоколадные потуги жалки и бесполезны.