–  Деда, да мы главное, вроде бы, все уже обговорили. Кое-что еще осталось, но это можно и потом.

–  Да? Слава Тебе Господи, - искренне обрадовался дед, подтверждая мишкины предположения - я уж думал и до вечера не кончим. Тогда, пошли обедать.

Сказать оказалось легче, чем сделать. Лавр изрядно намучался, помогая деду прицеплять протез, а потом сопровождая двух хромых вниз со второго этажа. Спускаться по лестнице на костылях оказалось страшно неудобно, да еще пиво, не ко времени, ударило в голову. На последних ступеньках Мишка все-таки сковырнулся, и лететь бы ему носом в пол, если бы Лавр не подхватил подмышки.

Во дворе разошлись: Лавр пошел к себе, дед решил заглянуть к Немому и Мишка остался один. Откуда-то вывернулась Анька-младшая, вся прямо-таки вибрирующая от любопытства.

–  Минька! А, Минька, а чего вы там ругались-то так долго? Я, как не подойду, дед как зверь рычит, да еще тебя утопить в пиве грозился.

"Блин, ну почему в таком роду старшая дочь такая дура? Мы там больше двух часов сидели, и что же: все время ругались? Ну, погоди!".

–  Ты только не пугайся, Аня, - Начал он заговорщицким тоном.
– Все, может, и обойдется еще.

–  Ой, а что такое?

–  Да, понимаешь, такое дело… - Мишка сделал вид, что не решается сказать страшную правду.
– В общем… Бурей к тебе сватается!

–  А?
– Анька-младшая прижала ладони к щекам.
– Ой, мамочка…

–  Ну, мы с дядькой Лавром, конечно, отговаривали, мол, урод и старый уже. А дед - ни в какую!
– Продолжал накручивать ужас Мишка.
– Серафим Ипатьич, говорит, потомок первого сотника Харальда, нам с таким породниться - честь великая! Короче, хочет отдать тебя за Бурея.

–  А… А, чего он про смерть лютую кричал?

–  Ты что, Бурея не знаешь?
– Мишка горестно понурился.
– Если откажем… Сама понимать должна.

–  Ой, мама, мамочка!!!

Из глаз Аньки брызнули слезы, она подхватилась и кинулась бежать куда-то между многочисленных построек.

"Вот так-то, лахудра, будешь еще над воинскими обычаями хихикать".

Мишка сплюнул и пошкандыбал на костылях в сторону семейной избы.

Дед действительно перебрал с пивом и после обеда прилег вздремнуть, а Мишка решил навестить отца Михаила. Роська с санями уже привычно исполнил роль водителя начальственного лимузина, с шиком подкатив к крыльцу церковного дома. Помог Мишке выбраться из саней и, как, и положено начальническому водиле, остался ждать на улице.

–  Господи Иисусе Христе…

Уже привычно подняв руку для крестного знамения, Мишка так застыл в изумлении. Запущенное холостяцкое жилище отца Михаила, по определению, отличающееся от медвежьей берлоги только наличием мебели и отопительных приборов, преобразилось самым чудесным образом.

Полы и стены чисто вымыты, выскоблены, чуть ли не до бела. На полу расстелены половики. Печка побелена и от нее веет вкусной смесью запахов ухи, пшенной каши и топленого молока. Чистейшая до стерильности посуда аккуратно расставлена на одной полке, а на другой, строго по ранжиру, выстроились книги. Даже шахматы на клетчатой доске расставлены, хоть и неправильно, но аккуратно.

Какая- то незнакомая девка заканчивает застилать постель, а сам отец Михаил, умытый и причесанный, благообразный, словно иконный лик, лежит на лавке в свежайшей белой рубахе, укрытый теплым одеялом из волчьих шкур.

Были и еще какие-то приятные изменения, придавшие дому уют, но Мишка сразу их даже и не заметил. Просто-напросто, дом стал другим.

Из ступора его вывел громогласный голос тетки Алены:

–  Ну, чего встал? Ноги вытер? Проходи. Отче святой тебя заждался, уже два раза спрашивал. Хотя, погоди-ка! Сейчас.

Тетка Алена подхватила на руки мгновенно запунцовевшего от смущения монаха и легко, словно ребенка, перенесла с лавки на постель.

–  Давайте, беседуйте, а потом кашки поедим с молочком.
– Алена глазами строгой воспитательницы детского сада взглянула на монаха и предупредила: И не вздумай опять отнекиваться! Насильно запихну!

Отец Михаил обреченно закрыл глаза, видимо опыт общения с Аленой быстро и эффективно приучил его к покорности. Мишка, стуча костылями, подошел к постели, присел на стоящий рядом чурбан, исполняющий роль табурета. От отца Михаила тоже пахло хорошо: баней и лекарственными травами.

–  Здравствуй отче, поклон тебе привез от друга твоего отца Феофана.

–  Спаси тя Христос, Миша. Как он, благополучен ли?

–  Вполне благополучен, у епископа Кирилла в ближних людях состоит. Крамолу и ересь изыскивает и искореняет.