Шрифт:
— Возле ближайшего.
— Здесь все равно, как ехать, а по пути три станции, — не унимался водитель, и все в машине повернули головы ко мне и выжидательно уставились на меня.
Разговор зашел в тупик. Они ждали. Я молчала. Потом водитель, что-то сообразив, оживился и спросил у меня:
— Может, тебя до больницы довезти?
Этого мне еще не хватало.
— Нет, нет, — запротестовала я, — возле метро, и мне решительно все равно, какое это будет метро. Только скорее. Я себя чувствую отлично, но устала и хочу домой, а для этого нужно попасть в метро.
— Мы бы тебя довезли до дома, но у нас вызов, и мы опаздываем.
Меня это искренне порадовало. Я совсем не жаждала продолжать знакомство с ними, но они, кажется, придерживались противоположной точки зрения и хором уверили меня, что обязательно бы доставили до самой квартиры и зашли бы на чашку чаю (хотя я их и не думала приглашать к себе), но вот времени совсем нету. За любезной беседой они все же доставили меня до Удельной, где и высадили. До дома я добралась на автопилоте, временами выпадая полностью из этой реальности и ориентируясь только по отдельным знакомым местам.
Все происшедшее казалось дурным сном, нереальным кошмаром. Я верила и не верила в увиденное своими собственными глазами отбытие моих друзей. Слез у меня больше не было, а мозг был забит туманом, в котором вырисовывались неясные фигуры, призывно машущие мне руками и что-то возбужденно втолковывающие друг другу. Я погрузилась в свои переживания и продемонстрировала на турникете в метро вместо проездного билета свой пропуск в библиотеку и гордо прошла мимо обалдевшей не меньше меня дежурной. Взгляд, которым она меня наградила, искренне удивил меня. И я, недоумевая, чем, собственно, могла вызвать такую ненависть и не встречались ли мы с ней раньше, прошла все же внутрь и, только прочно встав обеими ногами на ступени эскалатора, обратила внимание на вещь, которую я собиралась упрятать в карман, и мне стало очевидно негодование бедной и неумышленно обманутой мною женщины.
Сзади меня спускалась сухопарая бабушка лет 65, одетая в песчано-бурого цвета просторное пальто. Совершенно обычная бабушка. Такие бабушки в Питере составляют четвертую часть любой уличной толпы. В руках у нее была пластмассовая сумка, из которой торчала полосатая кошачья голова, и горестные вопли несчастного животного разносились под сводами метрополитена. Молодая кошечка, почти котенок, была недовольна своей хозяйкой, окружающим миром и в особенности собственной горькой участью в этом жутком мире, где ее сначала запихали в неудобную кошелку, и цели, которые при этом преследовались ее хозяевами, носили ярко выраженный преступный характер, а теперь везут прямо в пасть чудовища, которое уже ей хорошо слышно. Кошачьи стоны как нельзя лучше выражали мое настроение и служили достойным фоном для завершения сегодняшнего дня.
— Сжальтесь, пожалуйста, — стонала кошечка на своем языке, — я еще слишком молода, чтобы умирать. Возьмите лучше хозяйку, чем меня, такую маленькую. Не губите.
Кошачий плач временами прерывался, чтобы через пару секунд повториться с прежним надрывом. В упорстве ей нельзя было отказать. Она твердо решила довести до сведения всех окружающих, что отказывается участвовать в каких-либо темных делах, и особенно в роли жертвенного агнца. Не подходит она для этой роли, вот что. Чем ниже мы опускались под землю, тем печальнее становилось мяуканье бедного создания. Даже камень проронил бы слезу, услышав ее стенания. Старушка ласково увещевала свою питомицу и обещала ей всяческие блага в виде «Вискаса» и «Китекета», но безрезультатно. Кошечка оставалась безутешной. Стоя на платформе, я увидела исчезающую вдали парочку. Кошка на минутку отвлеклась от своей скорби, потому что ее заинтересовали запахи, носящиеся вокруг. И на мгновение любопытство пересилило страх, но уже в следующий миг она раскапризничалась вновь. Правда, теперь к ее жалобам примешивалось некоторое удивление. Она вертела головой во все стороны и вопросительно поглядывала на свою хозяйку, что-то прикидывая в уме. Ручаюсь, что она раньше не встречала такой уймы двуногих, многие из которых пахли много интереснее ее хозяйки.
«Вот если бы меня взяла та толстуха, от которой аппетитно пахнет копченой колбасой и вырезкой, я бы не возражала. Или вон та, со свежим налимом в сумке, тоже хороша, и еще хорошо бы к тем и к тем, а хозяйку с собой. А вот от той бабки пахнет ужасно — лекарствами и нафталином».
Мужчины кошечке не нравились почти поголовно. От них пахло пивом, табаком и кое-чем покрепче. С отвращением отдергивала она свой любопытный нос от очередного представителя мужской половины человечества. Маленькая головка ткнулась в руку своей хозяйки, и та утешающе стала гладить ее и почесывать за ухом. Кошечка утихла, и дальнейшее ее поведение было примерным, без всяких натяжек. На «Техноложке» я потеряла из виду своих попутчиков, и ничто не отвлекало меня больше от собственных печальных мыслей. Дальше я ехала среди людей, спешащих к своим домам после целого дня забот, тревог и беготни. Развлечь или позабавить меня созерцание их усталых лиц не могло.
Войдя в свой родной подъезд, который стал свидетелем части моей бурной в последнее время жизни, я наткнулась на Генку.
«Конечно же, не успела и шагу ступить, и уже новая история», — устало подумала я.
Генку с двух сторон бережно поддерживали мои знакомые пареньки, с которыми я недавно возвращалась из Озерков, и он практически перенес на них всю свою тяжесть и повис на их заботливых руках, а сам только вяло перебирал ногами. Все трое мирно прошли мимо меня под моим ошарашенным взглядом. Никто из них вниманием меня не удостоил. Они были заняты. В Генкином офисе копошились еще двое, которые, увидев мою любопытную физиономию в дверях, поспешили ее закрыть, так что сжигающее меня любопытство осталось неутоленным. Конечно, я догадывалась, что арест Генки как-то связан с событиями на даче, но как именно, понять не могла. Зато я была свидетельницей исчезновения обитателя роковой комнаты и теперь с легкостью строила предположения относительно места нахождения всех ее былых обитателей, за исключением разве что дворников.
— Ну и дела, — сокрушалась я, поднимаясь пешком на свой восьмой этаж, так как лифт по своему обыкновению был сломан. — Генку арестовали, Наташка уже, увы, не с нами, сама я наглоталась черт-те какой гадости и чудом осталась жива, — перечисляла некоторые из особо запомнившихся сегодняшних злоключений.
Но судьба припасла для меня еще один подарочек. На пролете между седьмым и восьмым этажами меня поджидал мой странный друг Саша, который всегда появлялся неожиданно и требовал немыслимое. Сегодня он хотел получить от меня подробные объяснения по поводу моего отсутствия в то время, как я должна быть дома и поджидать его, потому что он забыл у меня зонтик.