— Я если только на пару дней, да и то, придется на работу заглядывать, — сказал Федька, почти тут же разливая по второй. Видимо, и он не мог больше оставаться трезвым.

— Тогда, завтра надо помочь родителям Таши. Им, может, еще хуже, чем нам. А ты! — я снова обернулся к Славке, который пил водку как воду, не замечая, что делает. — Ты будешь сидеть дома и даже на прощание не пойдешь! Таша сказала, что тебе там нечего делать.

Слава вдруг уткнулся лицом в ладони и сказал:

— Таша была права: умирает не тот человек, чье мертвое тело остается в земле, а тот, кто остается живым рядом с этим телом. Я чувствую… нет — я знаю: моя прежняя жизнь умерла, мне больше нечего делать здесь, — водка все-таки стала оказывать свое действие и Славку прорвало на чувства.

— Ты же уже старый хрыч, а не тинэйджер, чтобы так раскисать! А знаешь, кстати, что она сказала мне на прощанье? — спросил я его прямо.

— Что? — Слава готов был на что угодно, лишь бы услышать хоть еще одну весточку от своей ненаглядной.

— Она сказала, что если ты хочешь ее увидеть хоть когда-нибудь еще, тебе нельзя ничего делать со своей жизнью. Короче, самоубийство не является путем туда. Как бы этого тебе ни хотелось. И потом, мы и так до нее доберемся. Представь, что она уехала в длительную командировку, и ты в недалёком будущем сможешь ее встретить. Чего тут так расстраиваться? — я надеялся, что мои хилые психологические потуги остановят Славу хотя бы от самых ужасных действий.

Последующие два дня прошли в грустных хлопотах и вечерних пьянках. Слава все-таки уговорил взять его на прощание, что, с одной стороны, не позволило мне самому там раскиснуть, но с другой — прибавило хлопот, в связи с постоянным приведением Славки в чувство из ступора, в который он все время норовил впасть. Особенно тяжко было на последнем прощании. Я все время твердил Славке в ухо:

— Ее здесь нет! Это только ее оболочка. Она ждет тебя там, и мы пойдем туда завтра вместе!

Там же, отойдя в сторону и взяв меня за рукав куртки, Ташина мама спросила, с надеждой глядя мне в глаза:

— Это правда, про то, что Вы сказали по телефону?

— Да, — ответил я тихо. — Я сам был этому свидетелем. К сожалению, я не могу ничем подтвердить это и даже рассказать, как это произошло. Но ведь Вы понимаете: зачем мне придумывать небылицы?

Она хотела еще расспросить меня, но ей нужно было общаться с другими людьми. Поэтому она с сожалением отошла, только успев оветить:

— Я верю Вам. Спасибо. Я не знаю, как бы перенесла это все, если бы не Ваша весточка от Наташи.

Я же вздохнул с облегчением. Несмотря на правду, все мои слова выглядели каким-то бредом. Ташина мама поверила только потому, что хотела верить в это. Запоздало я подумал, что надо было попросить у Таши рассказать о каком-нибудь случае из детства, о котором они знали только с мамой, и теперь у меня было бы хоть какое-нибудь доказательство. Но тогда, в подпространстве, было не до таких рассказов. Хотя, кто знает, может у нас будет еще в будущем возможность принести благую весть родителям Таши.

Мы не стали оставаться на поминки. Напиваться в гостях не очень хороший тон. Ташины родители понимали состояние Славы и только кивали, когда я извинялся за то, что мы не придем.

Неожиданно помогло Славе справиться с шоком событие, никак не связанное с делами, разворачивающимися вокруг нас. У меня с весны валялось пара билетов на концерт Блэк Саббат, каким-то чудом заезжающим в нашу густонаселенную глухомань в ходе своего европейского турне. Для себя я считал просто невозможным, пропустить концерт этих монстров, легенд, динозавров и так далее… тяжелого рока, и обзавелся двумя недешевыми билетами, как только узнал о намечавшемся концерте. Сейчас билеты, несмотря на немалую цену, оказались почти забытыми. Концерт должен был состояться на следующий день после траурных событий.

Утром, делая опостылевшую уборку, я наткнулся на них и сообразил, что это может быть шанс, подаренный судьбой, чтобы встряхнуть и прочистить мозги Славке, а заодно и мне. По своему опыту я знал — эта музыка способна вытрясти душу из тела. Сообщив другу новость о билетах, я сказал, что беру его сегодня на концерт и не принимаю никаких отговорок, заодно объяснив, чтобы он рассматривал это как психотерапию и пообещал ему выход в подпространство на следующий день. Эти три дня я оттягивал «выход» со Славой, так как попросту боялся, что он не захочет оттуда возвращаться, а сработает ли насильственное возвращение, я тоже не был уверен. Прятать от него генератор мне уже не позволяла совесть. Поэтому, я возложил все надежды на вправление мозгов, которое должно было произойти на этом концерте. И что-то подсказывало мне — Таша не будет на меня в обиде за нарушение этого патологического траура.

Вечером мы со Славой были у крытого стадиона. Площадь вокруг уже была запружена перезревшими мальчиками и девочками от тридцати и выше. «Ребятки» были одеты в черные кожаные куртки и штаны, усеянные металлическими заклепками, молниями и всякими висюльками, прикрепленными не только к одежде, но и частенько, к самым разнообразным участкам тела. Отличительной чертой публики так же являлись длинные, не очень ухоженные волосы и ковбойские сапоги на каблуках. Однако, кроме этих вечных рокеров, было много и разномастной молодежи. То ли сказалось действие популярного сериала про семейку Осборнов, то ли молодежь решила припасть ко все еще живым истокам тяжелого рока. Первое удивление нас настигло, когда мы обнаружили, что наши места оказались прямо позади сцены. С одной стороны мы будем слушать музыку с обратного направления, и смотреть Оззику в затылок. С другой — мы нависали над самым помостом, были ближе всех к исполнителям и могли наблюдать за всеми закулисными перемещениями, да к тому же, еще и смотреть на зал почти со сцены.