Шрифт:
– Именно как-то. Паразитирует. Свою демократию держат дубинкой и долларом. Но сколько ещё протянут? Спешно дебилизируют народ, заставляют, например, верить, что дерьмо художника на полотне - это искусство. Занимают умы выгодой сезонных распродаж.
Я пожал плечами и замолчал. Чего говорить известное? Он тоже молчал. Молчание было тягостным, но я решил не помогать Николаю Ивановичу. Наконец, он произнес:
– А вам неинтересно знать, чем мы здесь занимаемся?
– Естественно, строите планы спасения России. Или её умерщвления?
– Что вы, коллега, мы на такой фашизм неспособны. Мы были тогда в плену обычных представлений о государственной машине: экономика, политика, оборона, культура, демография. То есть вроде всё учли. А не старта-нуло, не взлетело. Почему такая обезкрыленность?
– То есть, почему умники не поняли главного?
– Да, мы платили и заказывали музыку, но что-то не зазвучало. Мы поступали с ними как большевики и коммунисты, они тоже вывозили мыслителей в закрытые территории, давали все условия для трудов.
– Мужчина развел руками: - Но воз и ныне там. Посему, когда мы прочли простые и ясные строки, что без Бога нельзя ничего делать, мы поняли - оно! И остановились на вашей кандидатуре. То есть помогите сию теодицею розжу-ваты.
– Но ведь и они то же самое говорили в выводах.
– Успели пообщаться?
Темнело, поэтому я решил не церемониться. Мне же ещё предстоит марш-бросок по тёмному лесу и лунному полю.
НАДО УХОДИТЬ
– Николай Иванович, всё, что вы процитировали, так сказать, из меня, всё это легко прочесть в Священном Писании. Оно сейчас настолько доступно, что неприлично не знать его. Даже и последние безбожники, атеисты, циники, кто угодно, увидели, что Советский Союз развалился от того, что уронили экономику, ослабили армию, и вконец изовралась идеология. А Россия жива. Благодаря Богу. Церковь выстояла, вот и всё. И других секретов живучести России не будет. Чего тут разжёвывать? На месте иудейской пустыни была земля, "текущая млеком и мёдом", но Господь "преложил ее в сланость от злобы живущих на ней".
Встал с кресла. Наверное, нелепо выглядел в своей телогрейке и в валенках медвежьего размера на фоне ковров, паркета, камина.
– А ужин?
– любезно спросил Николай Иванович.
– И ваш вопрос, какое вино я предпочитаю в это время дня?
– Нет, нет, тут не литература. Если вас не устраивает наше гостеприимство, вас вернут в село. Пожалуйста. Но вы ж живой человек, ну и проведите ночь по-человечески. Да, сермяжна Русь, но иногда хочется немного Европы. То есть здесь всё в вашем распоряжении. Но, главное, помните, вы здесь благодаря нам. Вас сюда завлекли в самом прямом смысле. Для вашей же… пользы. Нет, не пользы, это грубо, скорее, для помощи в реализации ваших страданий по России.
– Как?
– я даже возмутился.
– Я занял в этом селе дом. Тут эти интеллекты, тут вы. То есть, при чём здесь вы?
Здесь он взял снисходительный тон:
– Так кто же вам присоветовал ехать в сию благословенную глушь, а?
Тут я поневоле вспомнил, что на покупке именно этого дома сильно настаивал мой недавний знакомый. Уж такой весь из себя патриот. Да-да, он прямо висел над ухом. Добился же своего, дрогнул же я перед словами: север, исконная Русь, лесные дороги, корабельные сосны, родники.
– Да, вспомнил вашего агента, - признался я.
– Подловили. Но, думаю, вы поняли, что я безполезен. Единственное, на что гожусь - напомнить вам о Евангелии. Евангелие заменит любого, а уж меня в первую очередь. Где Вика, ещё ж и Юлия впереди, налейте мне отвальную, и по коням.
– Не возражаю и не держу, - ответил Николай Иванович.
– Но наш старец очень вас хотел видеть. Он благословил меня, - я правильно выражаюсь?
– благословил меня пригласить вас к нему. Он строгий постник, мы же с вами, но после, можем себе позволить. Или вы тоже ортодокс?
– Какой же я ортодокс, если уже заикнулся об отвальной? К старцу? Отлично! Страшусь старцев, но куда без них?
– А почему страшитесь?
– Насквозь видят.
– Наш очень демократичен.
– То есть не видит насквозь? Но если ещё и старец демократичен, к нему не пойду. В демократии вся мерзость цивилизации. Не пойду. Лучше прямо сейчас примем по грамульке. Но! Среда сегодня или пятница?
– У нас свой календарь, - хладнокровно отвечал Николай Иванович.
– Что хотите, то и будет. Можем и ночь отодвинуть. Можем и время года сменить. Продемонстратировать?
– Николай Иванович изволил улыбнуться.
– Это у нас такой преподаватель был, семинары вел по спецкурсу. Объявлял: "Демонстратирую", - и шел к демонстрационному столу. Еще он говорил: "У меня интуация". А дело знал. Достоконально. Иноструанцы его уважали.
Появилась Вика с подносом. Опуская на столик, произнесла:
– Аперитив.
– И спросила меня, назвав по имени-отчеству: - Пойдете в сауну или примете ванну в номере? Николай Иваныч, вздрогнем? Вы же гурман ещё тот.
– Она подняла бокал: - Я же не официантка, мне позволено. Давайте! По единой! А их, как говорит сестричка, чтоб кумарило, колбасило и плющило!
– Кого?
– Наших же общих врагов.
– Спасибо, Вика. Уже полдня трезвею. И ванну мне заменит и умножит баня. Мой камердинер Аркадио топит баню в моем поместье.