— Вы сейчас дома? — спросила я, честно говоря, ожидая услышать, что Изольда находится где-нибудь у черта на куличках и вокруг нет никого на тысячи километров, по крайней мере именно такой вывод можно было сделать из ее жалостливых интонаций. Но она ответила быстро:

— Конечно же, дома, где же мне еще быть? Так вы приедете? Правда?

— Да, ждите, — нехотя ответила я и отключилась.

— И что ей было нужно? — спросил меня Володька с хитрым прищуром глаз.

— Ты же слышал, — ответила я, — вроде ей кто-то там угрожает. Будем надеяться, что не тень Семы Поприна. Просит меня приехать, но без тебя.

— Хм. — Володька состроил рожу, показывая, что ему эта идея не нравится.

— Если она хочет, чтобы я ехала без тебя, значит, я поеду без тебя… на лифте, — твердо сказала я. — Поставишь машину за углом, а там видно будет.

Я оделась на удивление быстро — причина, очевидно, была в том, что мое не находящее удовлетворения любопытство и накопленное от всех несуразиц раздражение подстегивали меня в каждую секунду сборов. Между прочим, я надела туфли даже раньше, чем Володька влез в свои ботинки. И чего этот опер так долго возился с посудой в кухне? Мужчина, что с него возьмешь.

Мы выехали молча и молчали всю дорогу, каждый думая о своем. Когда добрались до дома Изольды, Володька, покрутившись в отдалении, нашел укромное место и поставил там свою «семерку».

Выходя из машины, я задала ему только один-единственный вопрос:

— Твой сотовик при тебе?

— Конечно! — отозвался он и полез в карман.

Я поморщилась:

— Не нужно мне показывать, верю на слово. Если понадобится, будь на связи.

— Обязательно! — пообещал Володька, и я, кивнув ему на прощание, направилась к дому Изольды Августовны.

Она ждала меня, и дверь ее квартиры открылась почти сразу же после звонка. Увидев, что Изольда Августовна одета в темный брючный костюм, я подумала, что не слишком далеко ушла в своих предположениях от действительности — возможно, предстоит путешествие на ночь глядя. Интересно узнать, с чем все это связано…

В отличие от прошлой встречи Изольда Августовна пригласила меня не в зал с помпезной имитацией камина, а в кухню. Для наших людей разговоры в кухне подразумевают большую степень доверия и открытости, что ли.

— Танечка, у меня проблема, — сказала Изольда Августовна, как только был наскоро совершен минимальный ритуал гостеприимства: «чай-кофе-спасибо-курите-пожалуйста». — Я даже не знаю, как вам сказать, — продолжила Изольда Августовна, закурив, — но положение действительно угрожающее. Я боюсь.

— Расскажите с самого начала, пожалуйста, — попросила я, не зная, какой новый сюрприз подсунет мне мадам «Астарта», вдруг еще десять тысяч баксов. А вспомнив про эти деньги, быстро опустила глаза, не в силах сдержать усмешку: интересно, кого еще, по мнению Изольды Августовны, я убила.

— С самого начала? — неуверенно переспросила мадам Поприна и, вздохнув, призналась: — Понимаете, Танечка, я изменяла своему мужу, вот!

— Неужели? — спросила я.

— Да. — Изольда Августовна покаянно опустила голову, но тут же гордо вскинула ее. — А куда мне было деваться? Вы же видели это животное, прости господи, которое было моим мужем! Разве с ним можно было жить? Нет, Танечка, вы мне скажите как женщина: разве можно было жить с этим быдлом? Да он ни одной юбки не пропускал мимо! Последняя шлюшка, которую он нашел себе, это работница моего салона, абсолютно серенькое существо, ничего из себя не представляющее, у которой только два преимущества по сравнению со мной: возраст и глупый открытый рот. Этого было достаточно, чтобы у моего муженька уже задрожали все поджилки и он начал вилять хвостом. Тьфу, сволочь, хоть и нельзя о покойном говорить плохо. Но не могу удержаться, столько он мне крови попортил, наверное, ни капли не осталось не отравленной!

Изольда Августовна, разволновавшись, вскочила со стула и забегала по кухне, нервно притопывая ногами. Наконец успокоилась, вернулась к своему месту и, тяжело дыша, села обратно, постукивая ладонями по столешнице.

— У меня есть человек, которого я люблю, — объявила она.

— Рада за вас, — искренне произнесла я и едва не зевнула: стоило ради этого отрывать меня от яичницы и Володьки! Просто свинство какое-то.

— Но понимаете, — нахмурилась Изольда Августовна, — любовь моя — печаль моя. И здесь мне нет покоя. Даже сейчас, когда я уже свободная женщина. Вот она, наша печальная женская судьба, Танечка, и я вам искренне желаю не повторять мои ошибки и не попасть в такую историю, в какую вляпалась я.

Я посмотрела на нее, ожидая, когда же мадам Поприна приступит к делу, ради которого я сама испытала достаточно печали, уезжая из своего дома. Поняв, что с преамбулами пора заканчивать, Изольда, наклонившись вперед над столом, сказала:

— Меня шантажируют, Танечка, мне угрожают, и я боюсь.

— Чем вас шантажируют и кто? — спросила я, обрадовавшись, что, похоже, дело дошло до дела.

— Не знаю, — растерянно развела руками Изольда Августовна. — Правда — не знаю! Это началось несколько месяцев назад. Мне прислали по почте фотографии с… — Изольда Августовна поджала губы и тише произнесла: — Ну-у, на них были я и мой мужчина. Потом мне позвонили и потребовали деньги, угрожая, что все расскажут Семену. Я заплатила. Деньги были небольшие, я подумала, что черт с ними, ничего страшного. Потом это повторилось.