– Многие мне удивляются, - продолжала тем временем Верочка, проворно расставляя на столе чашки, заваривая чай, разливая по блюдцам темный мед, домашний джем и выставляя свежие булки, - спрашивают даже, как это я тут не загнулась от скуки. Скажу честно, когда я в городе сидела в своей конторе среди бумажек, договоров, доверенностей, печатей и завещаний, вот там мне действительно тяжко и тоскливо было. Я просто физически чувствовала, как эти бумажки из меня соки пьют. И я постепенно сама становлюсь такой же сухой и безжизненной, как и они.

И, закончив приготовления к чаепитию, Верочка присела за стол и произнесла:

– А тут на природе настоящее раздолье. Я просто ожила, когда мы сюда переехали.

– И не жалеете?

– Нет, - покачала головой Верочка.
– Меня несколько раз звали обратно на прежнюю работу. Но нет. Я для себя решила: ни за что! Тут у нас есть для счастья все. Чего еще надо? Дети здоровыми выросли, ведь почти весь день на свежем воздухе. Родни полно, гости в доме всегда. Все любят к нам приезжать. Сейчас у нас в семье машина у каждого своя, так что проблем с образованием для детей никогда не возникало. Вы пейте чай! Я на травках его заварила. Вкусно?

Подруги отпили по глотку и в самом деле очень вкусного чая. Отведали душистого меда и зажмурились от удовольствия, наплевав на все диеты и вонзив зубы в свежую сдобу.

– Сама пекла!
– похвасталась Верочка.
– Талант у меня к выпечке открылся. С самого начала в кондитеры идти надо было. Недаром же у меня и фамилия такая подходящая: Крендель!

И она радостно засмеялась, сверкая крепкими ровными зубами.

– Это все родители меня на юриста учиться толкнули, - прибавила она.
– Теперь я знаю: нельзя человека неволить, решать за него. Все равно толку не будет. К чему душа лежит, тем и должен заниматься. Тянет его в астрономы, пусть идет. Тянет в поле, пусть землю пашет. Человека ведь недолго и сломать.

Внезапно оборвав разговор, Верочка спохватилась:

– Что это я все болтаю о пустяках! Вы ведь сюда из Питера приехали не для того, чтобы мою доморощенную философию слушать. Дело у вас ко мне какое?

– Да, - согласно кивнула Мариша.
– Но оно касается как раз того времени, когда вы еще работали нотариусом.

– Так, слушаю, - сделала ей знак продолжать Верочка.

И Мариша начала рассказывать о смерти Ани, о предпринятом ими в этой связи расследовании и о том, что оно привело их к таинственной личности Анькиной опекунши - ее бабушке. Время от времени Юля добавляла что-то от себя, когда ей казалось, что подруга упустила какую-то важную деталь. Но Верочка сидела молча. И лишь кивала головой, показывая, что все внимательно слушает.

– Что же, - помедлив минутку после того, как Мариша сказала все и замолчала, снова кивнула Верочка.
– Полагаю, я знаю, о ком идет речь.

– В самом деле?
– обрадовались подруги.
– Знаете?!

– Я помню саму женщину и эту грустную историю о ее воспитывающейся в интернате внучке, - ответила Верочка.
– И все, что знаю, расскажу вам, раз речь идет об убийстве и предположительно об афере с наследством. Но, боюсь, этого будет не слишком много.

– Хотя бы фамилию Анькиной бабушки!
– воскликнула Юлька в надежде, что наконец-то впереди забрезжил свет.

– Мне она назвалась Пономаревой.

– Вот так просто?
– удивилась Мариша.
– Сколько лет прошло, как вы отошли от дел, а фамилию этой женщины до сих пор помните?

– Иногда такое случается, - кивнула Верочка.
– Честно говоря, эта женщина и ее история поразили меня. Не забывайте, я тогда была еще довольно молода. И только собиралась завести собственного ребенка. Поэтому история подкинутой в приют сиротки, от которой отвернулся собственный отец, не могла меня не растрогать. И не возмутить. И прежде всего несправедливостью к этому ребенку.

Верочка вопросительно посмотрела на подруг, словно проверяя, достойна ли аудитория той откровенности, на которую она шла. Аудитория ее не подвела. Она была, что называется, у Верочкиных ног и слушала, раскрыв рты.

– Думаю, что начать придется издалека, - произнесла Верочка.
– Это случилось в конце семидесятых годов. День выдался какой-то очень уж унылый, я просто изнывала от его бесконечности. И как раз когда я уже собиралась уходить на обеденный перерыв, в контору вошла дама средних лет...

Верочка, которая уже предвкушала вкусный обед в соседнем кафе в обществе жениха, недовольно посмотрела на посетительницу. До обеда оставалось всего несколько минут, но выгнать даму Верочка не решилась. И вовсе не потому, что ее смутила дорогая одежда и достоинство, с которым держалась посетительница, - манера держаться выдавала в ней либо даму благородного происхождения, либо очень богатую особу.

За время работы в нотариальной конторе Верочке довелось повидать самых разных людей. Многие щеголяли брильянтами и дорогими мехами. Но всем им было далеко до этой дамы, одетой хоть и со вкусом, но без вызывающей роскоши. Поразило Верочку выражение лица посетительницы и ее глаза. В них таилась даже не грусть, а самое глубокое отчаяние.