Подняться старик уже не успел, да, кажется, и не пытался - лязгнул самострел Немого, и болт, ударив прямо в лоб, пресек земной путь старого воина. Его жена не издала ни звука, даже не охнула - она бережно усадила раненую девку, которую все это время поддерживала под руки и медленно, закусив губу и стиснув перед собой ладони, пошла к мужу. Пошла тихо, без плача и причитаний, но так, что никому и в голову не пришло ее останавливать. Все просто стояли и смотрели, как она идет, потом, как опускается рядом с телом мужа на колени и, склонившись, гладит его по лицу. Стояли и смотрели, как Немой снова поднимает взведенный самострел, и старуха падает на грудь мужа. Стояли и смотрели...

"Они жили долго и счастливо, и умерли в один день... Мы рождены, блин, чтоб сказку сделать былью... Что вы здесь делаете, Михаил Андреевич, может быть лучше было в Крестах загнуться?".

А потом оцепенение кончилось. Кто-то кричал, кто-то ругался, заголосила, вдруг, одна из раненых женщин, Матвей, зло расталкивая попадающихся на пути, кинулся к сучащему ногами Алексею, а неизвестно откуда взявшийся рядом с Мишкой Варлам, издав что-то вроде змеиного шипения, начал наводить на голосящую бабу заряженный самострел.

Как Мишка ему врезал! Бывают такие удары, когда тело действует само, без участия разума - быстро, точно и сильно, не воспроизводя наработанное долгими повторами на тренировках движение, а напрямую превращая эмоциональный всплеск в мышечные сокращения. Эффект, наверно был бы меньшим, даже если бы Мишка ударил дубиной - у Варлама даже лопнул подбородочный ремень, и шлем слетел с головы, когда он бесчувственной тушкой грянулся наземь.

В этом ударе Мишка выплеснул все: и чувство внутреннего протеста, вопреки разуму и пословице про чужой монастырь, накапливающееся по мере раскручивания событий, и досаду от нелепой гибели Алексея (ранение в живот - верная смерть), и жалость к матери, и злость на Вторушу-Варлама, и смесь восхищения и сочувствия в отношении погибших стариков, и отчаяние от понимания того, что привел, фактически на убой, совершенно не подготовленных мальчишек... и много еще всякого.

Только к Немому претензий не было. Тот делал то, что должен был делать, а в отношении старухи поступил даже гуманно - стариков в полон не угоняют, а либо убивают, либо оставляют умирать на пепелище. Однако кто-то за пределами острога считал, видимо, иначе. Мишка еще только оглядывался в поисках наставника Глеба - именно в паре с ним теперь придется командовать - когда в затыльную часть шлема Немого звонко тюкнула влетевшая в проем ворот стрела. Практически одновременно с первой, прилетела и вторая, ударив в ладонь отрока Тимофея. Ударила и пробила навылет, взгорбив изнутри латную рукавицу, покрытую кольчугой только с внешней стороны кисти руки.

– Все от ворот!!!
– в общем-то бесполезно, скомандовал Мишка - все и так шарахнулись в разные стороны. Только Тимофей, тупо уставившись на пробитую стрелой руку медленно оседал на подгибающихся ногах. Мишка кинулся к раненому, подхватил его сзади подмышки и потянул в сторону.

"Сейчас по второй стреле кинут... и не факт, что охотничьи наконечники кольчугу не пробивают, Демке-то, тогда на дороге, пробили... не успеваю, блин!".

Стрела ткнулась в бок, но как-то слабо, совсем непохоже на то, что испытал Мишка во время нападения лесовиков при возвращении из Турова, но удар сопроводил какой-то подозрительный хруст.

"Ребро, что ли, а почему не больно?"

Вторая стрела, тоже с хрустом, ударилась в плечо Тимофея. Мишка опустил глаза и увидел застрявший в железных кольцах обломок двузубого костяного наконечника. Стрела была для охоты на птицу - легкая, камышовая, потому и удар через кольчугу и поддоспешник почти не почувствовался.

"Ну этим нас не возьмешь... везунчик вы, сэр... все, из створа ворот вышли!".

Кто-то принял у Мишки совсем сомлевшего Тимофея и только тут в поле зрения попал наставник Глеб. Он, вцепившись в край войлока, оттаскивал раненых из сектора обстрела неизвестных лучников. Перехватив мишкин взгляд Глеб, на секунду остановившись, подсказал:

– Ищите, откуда стреляли... жизни не дадут...

– Кто видел, откуда стреляли?
– громко спросил Мишка. Ответом было молчание.
– Первый десяток, найти места для наблюдения! Аккуратно, под выстрелы не подставляться! Остальным отойти!

Роськины отроки рассыпались вдоль тына, ища щели, а Мишка вспомнив про двоих дозорных, посланных на крышу, поднял глаза вверх. Над коньком крыши виднелись только макушки шлемов - дозорные укрылись.

"Почему костяные наконечники? Первые две стрелы, ведь, были с металлическими... Охотники? Пошли на птицу, а по одной стреле на зверя взяли на всякий случай? Или сгоряча перепутали? Нет, хороший лучник стрелу на ощупь выбирает - у разных стрел хвостовики разные. Все равно, надо беречься, даже костяной наконечник в ногу или, не дай бог, в глаз, тоже не подарок.

Хорошо, что сюда полезли, а не на дозорных - побили бы под ними коней, а потом... врукопашную, даже бездошпешный охотник с топором или с рогатиной... нет, ребята выстрелить, даже раненые могут, не подпустят к себе. Все равно, этих лучников убирать надо, Глеб прав - жизни не дадут, да и смешно как-то получается, в осаду садиться от двух человек, а судя по выстрелам, их всего двое".

– Урядник Василий, готовы твои люди?

– Так точно!

– Смотреть внимательно, сейчас они себя покажут!
– скомандовал Мишка и направился к воротам.