Миновали юрфак со его университетской готикой. Насмешка над Йелем, на самом деле, милый дворик, роскошное место для дуэлей. Головы изредка поворачиваются в его сторону, изумляясь, откуда взялось это кудрявое чучело. Новые лица, невероятные фигуры юных американских дев – невероятные даже под пальто. Избегайте моего взгляда, леди, не то прочтете в нем желание. Не перепихнуться ли с маньяком, прежде чем выходить за адвоката? Немного семени Гноссоса – вдруг муж окажется бесплодным после всех своих мартини. Вот эта, в зеленых гольфах. Где-то ее уже видел.

– Кто это, Фицгор?

– Где?

– В зеленых гольфах с мокасинами.

– Не знаю, какой-то гений социологии, кажется.

Невероятные ноги. Если б они знали, как это было давно. Софизм золотой середины. Какого черта – ее стоит запомнить.

– А это что такое?

– Новый инженерный корпус. Будут строить полный квадрат вокруг химического. Разве его еще не было, когда ты свалил?

– Точно не было. – Тонированные алюминиевые блоки, длинные пластины закаленного стекла, димаксионовые торсионы: синтетическое счастье из архитектурного мешка с подарками – одного на всех. Чистое, светлое, экономичное, функциональное, снести и за пару дней построить новое, оттащить на вертолете в Лас-Вегас – возможность уничтожения предусмотрена проектом. Поклон смерти.

Квартерон Хеффаламп сидел в «Дыре Платона» за складным лакированным столиком у музыкального автомата под пластмассовой кадкой с убогим искусственным плющом. Тощая угловатая фигура сжалась над «Красной Шапочкой», словно та собралась сбежать. Рядом девушка: прическа Жанны д'Арк и мужская одежда. Подкрасться осторожно, чтобы не заметил.

– Неужели это Хеффаламп, Фицгор? Вся морда в пене – о чем задумался, а?

Тощие, как у паука, руки-ноги взлетают в воздух, «Красная Шапочка», стукнув по столу, разливается шипучей лужей.

– Гаааааааа! – Глаза – как две недоверчивых луны.

– Совсем сдурел? Тут припрешься домой из великого похода, и некому даже руку пожать. Филистеры.

– Иисус и Мария! Так ты не сдох?!

– Фицгор мне уже сообщил.

– Пачуко в Техасе или где там еще, Овус сказал, тебя убили…

– Овус – воплощенная тяга к смерти, малыш. И не Техас, а Нью-Мексико – в Таосе сожгли бойскаута. А я зато посидел в кутузке.

– Без говна, старик. – Хефф нервно захихикал. – Все думали, тебе кранты. – Народ вокруг начал оглядываться. Фицгор засмущался, скормил музыкальному ящику монету и растворился в очереди за пивом. Жанна-д'Арк протянула руку:

– Меня зовут Джек. А ты, должно быть, Папс. – Сиплый баритон.

– Гноссос, подруга. – Удостоверившись в силе рукопожатия, сел за столик. Хеффаламп так и стоял с открытым ртом, недохихикав: огромные зубы торчат вперед, как у бобра.

– Ну и ну, – сказал он.

– Ты правда не слышал?

– Было что-то насчет Адирондаков, но точно никто не знал, да и с порядком какая-то хрень. Непонятно, то ли ты возвращался, то ли уходил.

– Я и сам не знал. Скорее – просто бежал, без этого никак. Эпифания на Норт-Бич, потом вдруг стал отражаться в чужих лицах. Главное – не потерять Исключительный статус, правда? Пришлось бежать.

– Почему? – спросила девушка по имени Джек, брови нахмурены, вид чересчур серьезный.

– Кто знает? На прыжок опередить мартышку-демона. Были знаки. – Вернулся Фицгор, огляделся, поставил на стол три банки эля, ушел за чем-то еще. – И почти всегда – вовремя. – Беда прячется в рюкзаке за последним серебряным долларом. – Ты еще крутишь рулетку, Хефф?

– Шшшш! Господи, если узнают, мне кранты.

– Новое начальство?

– Тетка, зовут Сьюзан Б. Панкхерст. Вице-президент по студенческим делам.

– Девственница?

Хеффаламп только простонал в ответ – подавившись элем, он теперь таращился на мокрые джинсы. Джек засмеялась и шарахнула Хеффа по спине, чтобы тот прокашлялся. Лесби – от бедра и выше.

– Хату ищешь? – спросила она.

– Уже снял на Авеню Академа вместе с Фицгором. Одна английская цаца как раз съезжает.

– Английская?

– С Фицгором? – переспросил Хефф, – Он же был в землячестве.

– Мемфис Слим назвал это квартирным вопросом. К тому же у Фицгора теперь тачка.

Музыкальный ящик вопит «Пэгги Сью», Бадди Холли заходится в икоте.

Фицгор ставит на стол чай, тыча вилкой в тающие куски сахара.

– Когда вселяемся, Папс? Я пока в доме, и сегодня у нас что – второй день школы?

Хефф облизывает отверстие в банке.

– Вечером узнаю. – Гноссос. Вдруг удастся потрогать роскошные волоски. О грудях там речи нет, но ведь прошло столько времени. Ноги тоже важная штука. Можно соорудить полуночный ужин, долма с виноградными листьями, на гарнир яично-лимонный соус, муссака. Нужна «Метакса». Где вообще так поздно кормят? У Фицгора в землячестве?