— Всего доброго, мадемуазель Лоусон. Я вижу, вам не терпится остаться наедине с картинами.

Он сделал знак Женевьеве следовать за ним. И, когда они направились к выходу, я проводила их взглядом, сосредоточенно глядя сначала на одного, потом на другого. Едва ли когда-либо в своей жизни я испытывала столь невероятное волнение.

Итак, я осталась в замке, чтобы выполнить необходимые реставрационные работы. Я решила воспользоваться сделанным графом предложением относительно прогулок верхом, ибо они давали мне возможность более подробно ознакомиться с окрестностями замка.

Я уже изучила соседний городок и зашла там в кондитерскую, где выпила чашечку кофе и поболтала с очень любезной хозяйкой, которая была рада встретить и услужить гостье из замка. Она говорила со мной с почтением. Однако не преминула намекнуть, что знает о господине графе слишком многое. О Филиппе де ла Тале хозяйка отзывалась с большим уважением, а о Женевьеве — с жалостью. «Ах, мадемуазель будет реставрировать картины! Так-так, очень интересно, но я надеюсь, что мадемуазель еще не раз заглянет в кондитерскую, и в следующий раз, возможно, не откажется отведать домашних пирожных, которые высоко ценятся в Гайяре!»

Я прошлась по рынку, все время ловя устремленные на меня любопытные взгляды. Потом побывала в церкви и ратуше.

Перспектива ознакомиться с новыми местами казалась очень заманчивой, поэтому я обрадовалась, когда обнаружила, что в конюшне ждали моего прихода.

Мне предложили лошадь по кличке Боном, с которой у нас с первой же минуты возникло полное взаимопонимание. Я была очень удивлена и обрадована, когда утром Женевьева спросила меня, не могла бы она составить мне компанию. Девочка пребывала в спокойно-сдержанном настроении, и, пока мы ехали медленным шагом, я спросила, почему она позволила себе такой глупый поступок и заперла меня в камере забвения.

— Да, но вы же сами сказали, что не боитесь привидений. Вот я и думала, что это не доставит вам неприятных ощущений.

— А если бы Нуну не поняла, что вы натворили?

— Сама бы выпустила вас через некоторое время.

— Через некоторое время?! А вам известно, что человек может от страха умереть!

— Умереть? — испугалась она. — Только потому, что тебя заперли?!

— Нет, потому что тебя заперли в таком страшном месте, как камера забвения.

— Но вам это не грозит! — И она внимательно посмотрела мне в лицо. — Вы не рассказали о моем поступке отцу. Хотя могли бы… поскольку у вас с ним такие дружеские отношения…

Когда мы вернулись в конюшню, она как бы мимоходом заметила:

— Отец не разрешает мне ездить одной. Я всегда должна брать с собой кого-нибудь из конюхов. А сегодня утром никого не было. Так что, если бы не вы, я бы лишилась прогулки.

— Очень рада, что оказалась вам полезной, — сдержанно ответила я.

Я встретилась с Филиппом, когда гуляла в саду, и мне подумалось, что он, должно быть, специально пришел сюда, чтобы поговорить со мной.

— Мои поздравления, — сказал он. — Я видел картину. Какая огромная разница. Ее едва можно узнать!

Я вся засветилась от удовольствия. Он действительно был рад за меня.

— Мне очень приятно, что вы так считаете.

— Кто бы мог подумать! Это просто чудо. Я в восторге — не только от того, что вы так успешно справились с работой, но и от того, что вам удалось доказать, на что вы способны.

— Вы очень любезны.

— Боюсь, что я был не слишком любезен в нашу первую встречу. Но меня настолько удивил ваш неожиданный приезд, да к тому же я не был уверен в том, какие шаги могу предпринять в сложившихся обстоятельствах.

— Не стоит винить себя. Я вполне понимаю ваше состояние.

— Всеми делами в замке ведает мой кузен, и я, естественно, не хотел, чтобы он остался мной недоволен.

— Конечно. И спасибо, что вы проявили ко мне такой интерес.

Он вскинул брови.

— Скорее чувство ответственности… Надеюсь, вы не сожалеете о том, что приехали сюда.

— Конечно нет. Работа обещает быть на редкость интересной.

— О да-да… работа.

Филипп вдруг торопливо заговорил о садах и стал настаивать на том, чтобы показать мне скульптуры, которые были выполнены Шарлем Лебреном вскоре после того, как он завершил работу над фресками в Зеркальном зале Версаля.

— К счастью, в дни Революции они не пострадали, — объяснил он.