— Что ты хочешь этим сказать? — промычал я. Он хохотал до слез над моим произношением.

— Ричи, скажи что-нибудь еще, — попросил он, наконец.

Я попробовал смеяться, но горло перехватило волной судороги. Он подложил мне под голову еще несколько подушек и снова уселся напротив.

— Хочешь, я буду тебя развлекать? — предложил он.

— Каким образом? — промямлил я.

— Лучше замолчи, потому что я все равно ничего не понимаю.

— Это от того, что ты — тупорылая козлина.

— Ты еще долго не сможешь членораздельно общаться. Ты первый раз в разработке, правда? Ты девственник, да?

— Мне не нравятся подобные категории сравнения.

— Знаешь, когда меня впервые накрыло так, как тебя, я не мог разговаривать целую неделю. Экстра потешался надо мной, вместе с Эрлигом, конечно же, и Трайтору пришлось запереть меня в изоляторе. Я все понимал, но когда начинал говорить… — он хохотнул. — Но у меня никогда не было выбора. Трайтор поставил меня под контроль слишком рано, как только вскрыл мое досье…

…Я всегда ненавидел его за то, что он делал. И всегда мечтал его за это убить. И Экстра, и Эрлиг, и Найк, и все, кого я знал, тоже этого хотели. Вышло, конечно же, наоборот. Но иначе не могло и быть, ведь Трайтор — это Трайтор… Ошибка Программы. Он — гений. Кстати, Эрлигу никогда не нравилось это слово, но Трайтор — именно гений. Не знаю, кому удалось создать такое чудовище…

…Знаешь, Экстра спросил у меня когда-то, что останется у эмпи, если у него все отнять, но тогда я не знал, а сейчас — знаю, что останется отрешенность. Но ее удастся сохранить только в эпицентре безумия. Попробуй сойти с ума, и тебе станет гораздо легче…

…Просто потеряв все, мы наткнулись на скрытые внутренние резервы. Так бывает, если выпустить из бассейна всю воду. Все лишнее уходит… Если, конечно, вода в бассейне — это лишнее…

Смешно, правда?..

…Я поступил с тобой нечестно. Я эмпировал тебя сразу же, как только пришел в ваш долбанный лицей, но у меня не было другого выбора. Я должен был вернуться на Базу, любой ценой. Мы всегда сюда возвращаемся, раз за разом, если есть такая возможность. Это — наше проклятие. Извини, что не рассказал тебе этого раньше. Мы с тобой — просто боевые клоны, Ричи, что бы они нам ни говорили про наши уникальные способности. Мы — оружие. Живое оружие, которое чувствует боль, и все равно продолжает убивать…

Модуляторный шлем был подключен к консоли. Трайтор сказал, что когда меня погрузят в гипноз, на экране будет то, что я вспомню. Все будет разложено по полочкам, вплоть до уровня гормонов в крови. Технология у этих повстанцев была на высоте.

— К «Подавлению» ты уже привык, — заметил Штульман, берясь рукой за шлем и наклоняя его к моему лицу, все ближе и ближе. — Больно тебе не будет, обещаю, так что можешь расслабиться. «Подавление» необходимо, иначе ты подсознательно сможешь отбирать для нас то, что нам стоит смотреть, и чего не стоит, а это уже лишнее. У вас, эмпи, очень сильная воля, а в данном случае это, скорее, минус… Ну что, ты готов?

— Да, — сказал я.

Меня пристегнули к подлокотникам кресла и принялись облеплять разными датчиками. Вслед за этим прикатили несколько капельниц. Эти приготовления внушали мне тревогу. Я видел, как на консоли бьется мое сердце — до красного сектора не хватало совсем чуть-чуть.

— Не бойся, — попросил Трайтор. — Все будет хорошо.

Штульман протянул руку с медицинским пистолетом и выстрелил мне в шею.

Больно, конечно же, было, но совсем недолго, пока не изменилось восприятие. Я увидел, как шлем надвигается на мое лицо. Перед глазами поплыли живые картинки. Это была настройка.

Сначала шли самые простые образы. Мое подсознание выхватывало какие-то повседневные мелочи и фокусировалось на них, и тогда я начинал чувствовать то же, что и в тот момент, когда все это происходило.

Темп перехода ускорился, я погружался в воспоминания все глубже и глубже. Я осознавал себя в трехмерной реальности, запах мокрого снега на железной крыше становился все отчетливей. И вот я поднял взгляд, чтобы встретиться глазами с Дарэком Хаттли, своим конкурентом.

— Ты — труп, — сообщил Дарэк. Меня бросило в жар, несмотря на пронизывающий зимний ветер. Далеко внизу качались кроны деревьев, несколько ворон играли в «царя горы» на спутниковой антенне соседнего корпуса. Поле вокруг трещало и рвалось, давление в ушах стремительно нарастало, а сердце стучало где-то в горле. Друзья Дарэка кричали ему:

— Убей! Убей!.. — и теперь я понимаю, что им было просто интересно посмотреть, сможет ли Дарэк убить эмпи или нет, но тогда от этих криков мне хотелось реветь.

Я закрыл глаза, забывая о том, что подо мной — скат и несколько этажей высоты, я полностью открылся собственной смерти, и неожиданно поле стало моим. Я почувствовал силу, растворенную в воздухе, эфир, наполненный жизнью, все это стало откровением, потому что я вдруг понял, кто я такой.

А потом я заставил Дарэка упасть.

Мою память продернуло на ускоренной перемотке, и я увидел розовые стены коридора. Несколько федеральных копов вели меня под конвоем по незнакомому месту, и все вокруг было розовым, а окон не было вообще. Длительное путешествие, изматывающее своей неопределенностью, завершилось в круглом кабинете с широким, во всю стену, окном, и когда дверь за моей спиной закрылась, я увидел, что это окно замкнулось в кольцо. Потолка здесь не было вообще, а было звездное небо, неприятно контрастирующее с ослепительным днем вокруг меня. Единственное модуляторное кресло стояло посередине, и меня усадили в него, прищелкнув металлическими наручниками. Несколько Высших спорили неподалеку. Я прислушался и понял, что они не могут прийти к общему знаменателю. Речь шла о постоянных ограничениях на взаимодействие полем, они бесконечно сожалели, что просмотрели редчайшую специализацию, но так как я убил эмпи намеренно, ничего поделать уже не могли. Им предстояло применить ко мне Подавление класса «А», чтобы лишить способностей к взаимодействию навсегда. Потом один из Высших выстрелил мне в шею инъекцией, а еще один сказал: