Так, наверное, заблудившийся в пустыне бросается к источнику. Сует голову в воду, рискуя захлебнуться. Втягивает гораздо больше, чем может проглотить, но все равно глотает, не обращая внимания на боль в горле, не чувствуя вкуса, не зная меры. Просто загоняет в себя жидкость, как можно быстрее, как можно больше, потому что мгновение назад погибал от смертельной жажды.

Вот и я, словно тот самый заблудившийся, на время потеряла разум. Я глотала вампирий яд, едкую соль и мятный холод — единственное мое лекарство. Еще испытывая давление некоего ужасного призрака, близкого родственника безумия, гнет его лап на висках и груди, я уже точно знала, что он не причинит мне зла. Он еще присутствовал, но я забывала о нем. Я забывала обо всем.

Я ощущала объятия, тесный, очень тесный контакт, иную дрожь и иной, чувственный жар. Ощущала под пальцами странный рельеф чужих ребер, путаницу одежд, длинные кожистые складки сложенных крыл. Обнаружила, что обнять Стуро не так-то просто. Пальцы блуждали в каких-то лабиринтах и никак не могли встретиться на обманчиво узкой спине. Со сладким страхом осознавала, что умудрилась заполучить в руки не синицу, и даже не журавля, а нечто настолько фантастическое, что никакого воображения не хватало представить весь этот полет, этот вихрь, этот фейерверк.

Будто вынырнула с большой глубины — я заново могла слышать и чувствовать.

Толчок в грудь, хриплый вскрик. Моя жар-птица, мой небожитель отпихнул меня в темноту.

— Кровь!

— А?

— Кровь, Альса! Кровь! Что это?

— Где?

Но я уже явственно ощущала металлический привкус во рту. Я ощупала языком десны, губы. Теплый солевой раствор натекал в рот неизвестно откуда.

— А-ауар-ра! — такой безнадежной ярости еще ни в чьем голосе мне слышать не доводилось.

Таким тоном бросают вызов богам.

Откуда кровь?

— Не бери в голову… Ну, поранилась… это еще не причина…

— Нельзя! Они не хотят! Пропасть!

Я шмыгнула носом. В горло провалился остывший, отдающий железом комковатый сгусток. Я поспешно закинула голову.

— А, черт. Из носа потекло. Дело не в тебе, Стуро. Это проклятый стимулятор.

— Кто?

— Стимулятор. Пилюля. Зелье. Будь добр, принеси полотенце. Мокрое.

Вздрагивающе пальцы потрогали мое лицо, прилипли, оторвались, снова прилипли.

— Значит, теперь только так? — спросил Стуро. Дыхание его подсушивало стягивающую кожу пленку. — Или сон, или — кровь… или… еще что-нибудь?

— А тебя это останавливает?

Пауза. Я испугалась, что обидела его.

— Альса… — прошептал он очень тихо, — Это так трудно… словами… Если бы ты слышала!

— Все будет хорошо, — я перехватила его ладонь, — Просто несколько перестраховалась. Боялась, что не хватит. Зелье заставляет быстрее работать сердце, быстрее гоняет кровь. Какой-то маленький сосудик не выдержал. Пустяки. Надо подобрать необходимую дозу, но не увеличивать ее. Это можно сделать только опытным путем. Разве ты мне не поможешь? — Я пожала слабую руку. — Принеси полотенце. А то я тебе здесь все испачкаю.

— Альса, — не отставал он, — это правда? Ты ведь хочешь меня успокоить?

— Я так и буду сидеть, задрав голову? Пожалуйста, полотенце!

Вместо холодного полотенца по лицу моему прошелся горячий язык. О! только и подумала я. Затылок лег в подставленную лодочкой ладонь. Другая ладонь умостилась меж лопаток. Меня вылизывали, как котенка. Я замурлыкала.

— Альса, Альса, — бормотал между делом большой взрослый крылатый кот, — Где правда? Я слышу, ты хочешь меня успокоить. Я это ясно слышу.

— М-мм-м? Первую часть ты слышишь правильно. Вторую… м-м… неправильно.

— Неправильно?

— «Я хочу тебя» — ты слышишь верно. А вот «успокоить» — м-м!.. неверно.

Старый найлерт несколько исказил смысл фразы. Однако, Стуро понял. А может и не понял. Может, ему не было нужды искать в моих словах подтекст. Та ладонь, что грела спину меж лопаток, обнаружила шнуровку. Вторая спустилась ей на помощь.

Хорошо.

В комнате коротко прошипел обгоревший, провалившийся в масло фитилек. Последний отсвет исчез. Тьма кромешная. Уютно гудит печка. Ирги ушел. Надолго?

Стуро раскопал мое платье на спине и зачем-то засунул в прореху обе руки.

— Что ты там ищешь?

Засмеялась — и осеклась. Кое-чего там действительно нет. Нет даже намека. Скажите, вам приятно было бы трогать чьи-нибудь обрубленные культи?

Или я засну, или кровь потечет, или…

Или.

— Альса… Альса!

— Глупый, ты думал, я прячу их под платьем? Нет у меня крыльев! Ни вот такусеньких! Трупоедица я!

Он не дал мне вырваться. Сильный, козявище, когда захочет. Сгреб в охапку, прижал потеснее, так, что угловатый птичий киль его впился мне в грудь. Вместо разговоров принялся целовать.