Шрифт:
* * *
Третью весну встречаю вдалиОт Ленинграда.Третью? И кажется мне, онаБудет последней.Но не забуду я никогда,До часа смерти,Как был отраден мне звук водыВ тени древесной.Персик зацвел, а фиалок дымВсе благовонней.Кто мне посмеет сказать, что здесьЯ на чужбине?!1944—1956* * *
Отстояли нас наши мальчишки.Кто в болоте лежит, кто в лесу.А у нас есть лимитные книжки,Черно-бурую носим лису.1940-е годы ГОРОДУ ПУШКИНА
И царскосельские хранительные сени…ПушкинО, горе мне! Они тебя сожгли…О, встреча, что разлуки тяжелее!…Здесь был фонтан, высокие аллеи,Громада парка древнего вдали,Заря была себя самой алее,В апреле запах прели и земли,И первый поцелуй…8 ноября 1945, Фонтанный Дом ПРИЧИТАНИЕ
Ленинградскую бедуРуками не разведу,Слезами не смою,В землю не зарою.Я не словом, не упреком,Я не взглядом, не намеком,Я не песенкой наемной,Я не похвальбой нескромной…А земным поклономВ поле зеленомПомяну…1944, Ленинград* * *
Наше священное ремеслоСуществует тысячи лет…С ним и без света миру светло.Но еще ни один не сказал поэт,Что мудрости нет, и старости нет,А может, и смерти нет.25 июня 1944, Ленинград * * *
Опять подошли «незабвенные даты»,И нет среди них ни одной не проклятой.Но самой проклятой восходит заря…Я знаю: колотится сердце не зря —От звонкой минуты пред бурей морскоюОно наливается мутной тоскою.И даже сегодняшний ветреный деньПреступно хранит прошлогоднюю тень,Как тихий, но явственный стук из подполья,И сердце на стук отзывается болью.Я все заплатила до капли, до дна,Я буду свободна, я буду одна.На прошлом я черный поставила крест,Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест,Что ломятся в комнату липы и клены,Гудит и бесчинствует табор зеленый.И к брюху мостов подкатила вода? —И всё как тогда, и всё как тогда.Все ясно – кончается злая неволя,Сейчас я пройду через Марсово Поле,А в Мраморном крайнее пусто окно,Там пью я с тобой ледяное вино,И там попрощаюсь с тобою навек,Мудрец и безумец – дурной человек.Лето 1944—1945. 21 июля 1959, Ленинград * * *
И как всегда бывает в дни разрыва,К нам постучался призрак первых дней,И ворвалась серебряная иваСедым великолепием ветвей.Нам, исступленным, горьким и надменным,Не смеющим глаза поднять с земли,Запела птица голосом блаженнымО том, как мы друг друга берегли.25 сентября 1944ЯВЛЕНИЕ ЛУНЫ
А. К.
Из перламутра и агата,Из задымленного стекла,Так неожиданно покатоИ так торжественно плыла, —Как будто «Лунная соната»Нам сразу путь пересекла.25 сентября 1944* * *
А человек, который для меняТеперь никто, а был моей заботойИ утешеньем самых горьких лет,Уже бредет, как призрак по окраинам,По закоулкам и задворкам жизни,Тяжелый, одурманенный безумьем,С оскалом волчьим…Боже, Боже, Боже!Как пред тобой я тяжко согрешила!Оставь мне жалость хоть…13 января 1945 УЧИТЕЛЬ
Памяти Иннокентия Анненского
А тот, кого учителем считаю,Как тень прошел и тени не оставил,Весь яд впитал, всю эту одурь вылил,И славы ждал, и славы не дождался,Кто был предвестьем, предзнаменованьемВсего, что с нами после совершилось,Всех пожалел, во всех вдохнул томленье —И задохнулся…1945* * *
Последний ключ – холодный ключ забвенья.Он слаще всех жар сердца утолит.ПушкинЕсть три эпохи у воспоминаний.И первая – как бы вчерашний день.Душа под сводом их благословенным,И тело в их блаженствует тени.Еще не замер смех, струятся слезы,Пятно чернил не стерто со стола —И, как печать на сердце, поцелуй,Единственный, прощальный, незабвенный…Но это продолжается недолго…Уже не свод над головой, а где-тоВ глухом предместье дом уединенный,Где холодно зимой, а летом жарко,Где есть паук и пыль на всем лежит,Где истлевают пламенные письма,Исподтишка меняются портреты,Куда как на могилу ходят люди,А возвратившись, моют руки мылом,И стряхивают беглую слезинкуС усталых век – и тяжело вздыхают…Но тикают часы, весна сменяетОдна другую, розовеет небо,Меняются названья городов,И нет уже свидетелей событий,И не с кем плакать, не с кем вспоминать.И медленно от нас уходят тени,Которых мы уже не призываем,Возврат которых был бы страшен нам.И, раз проснувшись, видим, что забылиМы даже путь в тот дом уединенный,И, задыхаясь от стыда и гнева,Бежим туда, но (как во сне бывает)Там все другое: люди, вещи, стены,И нас никто не знает – мы чужие.Мы не туда попали… Боже мой!И вот когда горчайшее приходит!Мы сознаем, что не могли б вместитьТо прошлое в границы нашей жизни,И нам оно почти что так же чуждо,Как нашему соседу по квартире,Что тех, кто умер, мы бы не узнали,А те, с кем нам разлуку Бог послал,Прекрасно обошлись без нас – и дажеВсё к лучшему…5 февраля 1945, Фонтанный Дом