Онъ еще остановился. Я продолжала молчать. Онъ сказалъ: я познаю, сударыня, что природа одарила меня гордостію.

Мн весьма простительно, что надяся получить нкой знакъ благосклонности и предпочтительности со стороны той особы, которой принадлежать за все свое благополучіе считаю, чтобъ ея выборъ не былъ произведенъ въ дйство, по злоб собственныхъ ея гонителей и непримиримыхъ моихъ враговъ.

Онъ весьма долгое время о семъ говорилъ. Ты можешь знать, любезная моя, что онъ подавалъ мн много предмтовъ къ противорчію. Я ни въ чемъ его не щадила. Но безполезно бы было повторять теб вс сіи подробности. Ни единое изъ его предложеній, сказала я ему, ни о чемъ другомъ не могло меня уврить, какъ о его гордости. Я откровенно ему призналась, что я столько же имю оной, какъ и онъ, но совсмъ другаго роду: я къ тому присовокупила, что естьлибъ онъ имлъ въ себ хотя малйшую часть истинной гордости, достойной его породы и состоянія; то скоре бы пожелалъ возбудить оную и во мн, нежели ее порицать и жаловаться на оную: что она принуждала меня почитать за подлость не признаваться въ своихъ правилахъ, когда съ нкоего времени я избгала всякаго съ нимъ разговору, и когда я отказала въ посщеніи г. Меннелль, дабы не поминать о тхъ пунктахъ, коихъ ршеніе состоитъ не въ моей власти пока не получу отвта, коего я ожидаю отъ моего дяди, на конецъ я сказала: правда, что я старалась его испытать, въ наджд пріобрсть его ходатайство, дабы примириться съ моею фамиліею на тхъ договорахъ, которые я ему предложила.

Онъ не знаетъ, отвчалъ онъ мн, сметъ ли меня спросить, какіе были т договоры; но ему весьма было легко отгадать оные, и также судить, какое должно быть первое мое пожертвованіе. Однако я бы позволила ему сказать, что чемъ боле бы онъ удивлялся благородству моихъ чув-твованій вообще, и особенно той истинной гордости, которую я ему изъяснила; тмъ мене желалъбы онъ, чтобъ она поставляла меня превыше покорности, кою я оказывала тмъ непримиримымъ людямъ, равно какъ и онъ меня побуждаетъ лишать его своего снисхожденія.

Долгъ природы, г. мой, есть мн закономъ оказывать ту покорность, въ коей вы меня укоряете. Отецъ, мать, дядья, суть т, коимъ я должна оказывать сію преданность. Но пожалуйте, г. мой, что бы вы сказали о томъ что называется благосклонностью и снисхожденіемъ? не ужели вы уважите то, что заслужили отъ нихъ и отъ меня?

Увы! что я слышу, вскричалъ онъ? по толикихъ ихъ гонніяхъ! по всемъ томъ, что вы претерпли, и чего позволили мн надяться! мы говорили о гордости, позвольте васъ спросить, сударыня, какая бы была гордость такого человка, которой бы уволилъ любимую имъ особу отъ труда почтить его нкоею склонностію и предпочтеніемъ? Какая былабъ любовь?…

Любовь, г. мой! Кто говоритъ о любви? Не такъ ли мы другъ съ другомъ поступаемъ, какъ вы заслуживаете? Не ужели я вамъ когда ниесть намкала или спрашивала что нибудь такое, которое бы походило на любовь? Но сіи споры никогда не кончатся, естьли и тотъ и другой столь безпорочны… И столь много думаютъ о самихъ себ…

Я не почитаю себя непорочнымъ, сударыня: но… Но что, г. мой! не ужели всегда будете вы прибгать къ тонкостямъ? и стараться искать извиненій? Будете ли длать мн общанія? и какія общанія, г. мой? общанія быть впредь такимъ, что должно бы было краснть, не будучи всегда онымъ?

Боже мой! прервалъ онъ, поднявъ глаза къ небу, естьлибъ и ты столь же былъ строгъ…

Очень хорошо, прекрасно, возразила я съ нетерпливостію: для меня довольно примтить, сколько различіе нашихъ мнній показываетъ, свойства наши. И такъ, г. мой…

Что хотите вы сказать, сударыня…? Вы смущаете мое сердце! [Въ самомъ дл его взоры казались мн столь дики, что я едва отъ страха не упала.] Что вы скажете?

Должно ршиться, г. мой, не сердитесь; я не инное что, какъ двица во многомъ весьма слабая; но когда дло идетъ о томъ, чтобъ быть такою, какою должно, или быть недостойною жизни, то я не сомнваюсь, чтобъ не имла благороднаго и непреодолимаго духа, дабы совершенно отрчься отъ всего другаго, выключая учтивости. Вотъ, что вы можете получить съ моей стороны, и тмъ удовольствовать свою гордость; я никогда и ни чьею женою не буду. Я довольно узнала вашъ полъ. Я также не мене васъ то знаю. Двство единымъ будетъ моимъ выборомъ, а вамъ я оставлю вольность слдовать вашему.

Что я слышу! какое равнодушіе, вскричалъ онъ пристрастнымъ голосомъ! но сіе еще хуже и равнодушія. Я прервала его рчь. Хоть равнодушіе, естьли вамъ такъ угодно называть оное; мн кажется, что вы никакихъ другихъ чувствованій отъ меня не заслуживаете. Естьли же вы о томъ судите иначе; то я оставляю сіе на вашу волю, или по крайней мр вашей гордости, меня ненавидть. Дражайшая, дражайшая Кларисса, ухватя съ великимъ жаромъ мою руку! Я васъ заклинаю быть единообразне въ своемъ благородств. Уваженія, учтивости, сударыня, уваженія! Ахъ! пожелаете ли вы довести до столь тсныхъ предловъ такую страсть, какъ моя?

Такая страсть, какъ ваша, г. Ловеласъ, конечно заслуживаетъ быть стсненною въ ея предлахъ. Мы одинъ другаго обманываемъ въ томъ мнніи, которое о томъ имемъ; но я весьма сумнваюсь, чтобъ ваша душа способна была стсниться и распространиться столько, сколько нужно было дабы вамъ учиниться такимъ, какъ бы я того желала. Подымайте сколько вамъ угодно, руки и глаза къ небу, съ симъ притворнымъ молчаніемъ и знаками удивленія. Что они значатъ? Къ чему бы они могли меня принудить, естьли мы не родились одинъ для другаго.

Клянусь великимъ судомъ, сказалъ онъ мн, [взявши меня за руку съ такою силою, что мн весьма стало больно,] что онъ рожденъ для меня, а я для него; я буду принадлежать ему, я буду его женою, хотябъ ему сіе стоило и вчнаго спасенія.

Сіе насиліе привело меня въ великой страхъ. Оставьте меня, г. мой, или хотите, чтобъ я ушла. Какъ! поступать столь язвительнымъ образомъ, какуюже страсть сія изъявляетъ предпочтительность.

Вы меня не оставите, сударыня; нтъ. Вы не покините меня во гнв.