Тогда тетка мн объявила, что находилися врнйшія средства къ открытію таинъ г. Ловеласа и нкоторыхъ моихъ чрезъ нерадніе его къ сокрытію оныхъ и чрезъ то тщеславіе, съ коимъ онъ хвастался о своихъ успхахъ, даже предъ слугами. Сколько онъ ни уменъ, какъ то о немъ думали, присовокупила она, но что братъ мой таковъ же какъ и онъ, а въ разсужденіи оружія и превосходитъ его, какъ то видно будетъ изъ послдствія.

Не знаю, отвчала я ей, что сокрыто подъ столь темными словами; я даже до сихъ поръ думала, что вс ихъ расположенія какъ вразсужденіи того, такъ и другаго заслуживаютъ боле презрнія, нежели одобренія. Все, что я только у нея могла понять, показывало мн ясно, что подозрнія касающіяся до меня сдланы были гораздо большимъ, нежели какой имлъ мой братъ, умомъ, да и безъ сомннія очевиднйшимъ свидтелемъ, какъ то вс обстоятельства мн показывали. Какое же для меня несчастіе, служить мячикомъ братниныхъ замысловъ; сколько я желала, чтобы онъ меня столь же хорошо узналъ, какъ я его знаю; можетъ быть тогдабъ онъ мене тщеславился своими дарованіями; поелику я уврена, что не столько бы онъ былъ всми одобряемъ, когдабъ не имлъ силы вредить.

Тогда я разсердилась и не могла боле продолжать сего разсужденія. Онъ сіе заслуживалъ, если только представить себ, что будучи обманутъ своимъ шпіономъ, обманывалъ другихъ. Но я столь мало смотрю на столь подлыя пронырства обоихъ сторонъ, что еслибъ гоненіе мало еще дале простерлося, то я бы не оставила безъ наказанія вроломства подлаго Іосифа Лемана.

Прискорбно, сказала тутъ моя тетка, что я держусь столь худыхъ мыслей о моемъ брат. Впрочемъ же сей молодой человкъ съ познаінями и съ хорошими качествами.

Довольно познанія, сказала я, чваниться передъ нашими сестрами женщинами; но иметъ ли онъ что либо лучшее сего, чемъ бы могъ онъ гораздо почтенне казаться предъ глазами другихъ? Она ему внутренно желала, чтобы былъ ласкове и обходительне, но опасалася, что бы я не держалася лучшаго, нежели о немъ, мннія о другомъ и думала бы въ пользу своего брата столько, сколько обязана сестра; потому что между ими находится ревнованіе къ дарованіямъ каждаго, что и было причиною взаимной ихъ ненависти.

Ревнованіе! сударыня, сказала я; о семъ не знаю, что и подумать; но я бы желала, чтобы оба они поступали сходственне съ началами хорошаго воспитанія; и какъ тотъ, такъ и другой не ставили бы себ за честь того, въ чемъ ничего нтъ кром стыда.

Напослдокъ премня предмтъ нашихъ разговоровъ, сказала я, что у меня разв найдется нсколько бумагъ, одно или два пера и не много чернилъ (изкуство мною проклинаемое, или лучше сказать, роковая необходимость принудившая меня къ сему!) чего я не успла сходить спрятать. Но поелику отъ меня требовалося жертвы, то и надлежало въ семъ утшиться; не имяже намренія прервать ихъ обыску, ршилася я ожидать въ саду до тхъ поръ, докол получу приказаніе возвратиться въ мою темницу. Къ сему примолвила я съ таковою же хитростію, что сіе новое насиліе произведено будетъ въ дйство конечно посл обда служителей, потому что не сомнваюсь я, чтобы къ сему не употребили и Бетти, коя знала вс щели въ моемъ поко.

Желательно, сказала мн моя тетка, чтобы ничего ненайдено было могущаго утвердить подозрніе; по тому что она могла меня уврить, что побужденіе къ сему обыску, наипаче со стороны матери было таковое, чтобы меня оправдать и побудить моего отца видться ныншняго дня со мною вечеромъ, или въ середу по утру безъ всякаго отлагательства; надобно сказать чистосердечно прибавила она, что такъ положено, если не будетъ въ семъ какого препятствія.

Ахъ сударыня! отвчала я тряся головою.

Что ето такое, ахъ сударыня! къ чему здсь сомнніе?

Я наипаче желаю сударыня, чтобы боле не продолжалось неудовольствіе батюшки, нежели чтобъ возвратилася его ко мн любовь.

Ты, милая моя, ничего не знаешь. Дла могутъ перемниться. Можетъ быть не столь они худо пойдутъ, какъ ты думаешъ.

Тетушка сударыня! не объявите ли мн чего нибудь въ утшеніе!

Можетъ быть любезная моя, если ты будешь сговорчиве.

Вотъ, сударыня, общается вами надежда? ради Бога, не оставьте меня въ тхъ мысляхъ, что тетка моя Гервей столько жестокосерда для своей племянницы ея любящей и почитающей отъ всего сердца.

Я теб, говорила она, скажу нчто напередъ, но токмо за тайну, если обыскъ кончится для тебя благополучно. Думаешь ли ты, что найдено будетъ что либо къ твоему предосужденію?

Знаю, что найдутъ нкоторыя бумаги; а впрочемъ все изъ сего могутъ заключать; братъ мой и сестра не пощадятъ того перетолковать. Въ томъ же отчаяніи, въ кое я ввергнута ни что не можетъ меня изпугать.

Она надется и притомъ твердо, тетка говорила мн, что у меня ничего такого не найдется, чтобы подало худыя мысли о моей скромности впрочемъ... но она поопаслася дале со мною продолжать разговоръ.

Тогда она меня оставила съ столь же таинственнымъ духомъ, какъ и слова ея были; а сіе и причинило мн еще большую о будущемъ неизвстность.

Теперь меня наиболе занимаетъ, любезная пріятельница, приближеніе свиданія. Дай Богъ, чтобы оное миновало! увидться съ тмъ, чтобы произносить жалобы! но если онъ не будетъ послушенъ и покоренъ, я ниже ни одной съ нимъ не пробуду минуты, какія бы онъ усилія ни длалъ.

Ты примтишь, что большая часть строкъ косы, и буквы написанны дрожащею рукою? сіе противу моей воли длается; потому что воображеніе мое больше симъ свиданіемъ, нежели предмтомъ письма занято.